Восстание фомы славянина
В начале IX в. в Византийской империи вспыхнуло грозное восстание византийского крестьянства. Из всех народных восстаний, которые потрясали в те времена феодальную Византию, восстание, руководимое Фомой Славянином, было наиболее крупным; оно ярко свидетельствовало о героической борьбе закрепощаемых народных масс Византийского государства. Это восстание произвело глубокое впечатление на современников, о нём подробно писали историки и хронисты, поэты и частные лица.
В VIII—IX вв. в Византии сельское население в основном было свободным. Это свободное крестьянство жило сельскими общинами. О том, какова была жизнь свободных крестьян, в основном славянских поселенцев, особенно в Греции и Македонии, мы узнаём из очень важного документа VIII в., так называемого «Земледельческого закона». В IX в. внутри свободной сельской общины стали выделяться богатые крестьяне, в то время как основная масса общинников беднела. Одновременно византийские феодалы, так называемые динаты (сильные) захватывали землю крестьян, а их самих превращали в зависимых людей — париков. Динаты захватывали и земли военных поселенцев — стратиотов, которым византийское правительство давало земельные наделы за военную службу. Византийское крестьянство упорно сопротивлялось закрепощению. Эта борьба против закрепощения и захвата динатами земель свободных общин тесно переплеталась с борьбой против правительства империи, притеснявшего народ непосильными налогами. Особенно страдали от притеснения динатов и государства славянские общины. В самом начале IX в. в Византии вспыхивает крупное восстание славян. Восстанием был охвачен весь Пелопоннеский полуостров. О размахе движения свидетельствует тот факт, что восставшие славяне в союзе с арабами в 807 г. осадили город Патры — один из важнейших стратегических пунктов на западном побережье Греции. Восстание лишь с большим трудом было подавлено правительственными войсками. Наряду со свободным крестьянством в Византии в это время было уже ранее закрепощённое сельское население, колоны и рабы, жестоко эксплуатируемые своими владельцами. Они также принимали самое деятельное участие в борьбе с угнетателями.
Восстание Фомы Славянина началось в 821 г. и охватили большую часть Малой Азии. Восстали закрепощённые крестьяне, стратиоты, часть городской бедноты. В восстании участвовали и рабы, труд которых ещё применялся, правда, уже в небольших размерах, в поместьях крупных землевладельцев.
По словам византийского летописца, Фома, военный командир одной из малоазийских фем[15], «поднял рабов против господ, простых воинов против их начальников».
Источники указывают также на участие в восстании последователей еретических учений, в частности учения павликиан, имевшего широкое распространение в Византии того времени. Павликианское движение возникло в Армении на рубеже VII в. В VIII—IX вв. оно распространилось в Византии, главным образом в её восточных областях, в частности в Малой Азии.
Павликианское движение приняло форму антицерковной ереси; сторонники этого движения, под видом борьбы с церковными порядками, в действительности боролись за облегчение положения народных масс. Павликиане протестовали против имущественного неравенства, против роскоши и распущенности духовенства, требовали уничтожения высших церковных должностей, упразднения монашества, упрощения церковных обрядов. Павликиане говорили, что мир разделен на две части: на царство бога и царство сатаны, на мир духовный и мир телесный; государство и господствующую церковь они считали порождением дьявола и призывали к непримиримой борьбе с ними. Учение павликиан нашло самый широкий отклик среди угнетаемых и обездоленных масс империи. Немудрено поэтому, что павликиане приняли активное участие и в таком массовом движении, каковым является восстание Фомы Славянина.
По словам современников, в число повстанцев входили «все враждебные господам, на долю которых выпал рабский удел». Однако наряду с угнетёнными массами в движении приняли участие и другие элементы, порою чуждые народу, пытавшиеся использовать восстание в своих интересах. Так, например, часть монашества приняла участие в этом движении с тем, чтобы использовать его против тех императоров, которые под видом борьбы с почитанием икон отбирали в свою казну земли монастырей. Было немало и других попутчиков, примкнувших к восстанию. К восставшим примкнули и выходцы из самых различных стран.
Византийский император Михаил II (820—829) в своём письме к французскому королю Людовику Благочестивому подробно описывает восстание Фомы и называет в числе сторонников Фомы арабов, персов, армян и другие народы нынешнего Кавказа. Византийский хронист Генесий упоминает об участии в восстании славян, гуннов, лазов и ряда других племён и народностей. Восстание приняло сразу очень широкие размеры. Территория, на которой первоначально развернулось восстание, простиралось от границ Армении до побережья Эгейского моря. Движение фактически переросло в настоящую гражданскую войну.
Сведения источников о вожде восстания Фоме из Гезиуры по прозвищу Славянин довольно противоречивы. Неизвестно точно происхождение Фомы, и его биография окутана легендарными чертами. Одни источники утверждают, что Фома был по происхождению славянин, другие говорят о том, что он был армянином или ромеем (греком). Большинство исследователей склоняется к мнению о славянском происхождении Фомы. К моменту начала восстания Фома был человеком уже преклонного возраста, прожившим долгую и бурную жизнь, активно участвовавшим в сложной политической борьбе своего времени.
Фома впервые начинает бороться с правительством ещё в период правления императора Никифора Геника (802—811). Он принимает участие в восстании некоего Вардана против этого императора. Это восстание, поднятое в 803 г., окончилось неудачей, и Фома принуждён был бежать в Сирию и искать спасения в арабском халифате. Долгие годы он провёл в изгнании. Фома приобрёл большое влияние при дворе багдадского халифа. В правление императора Льва V Армянина, предшественника Михаила II, он вернулся в Византию и был назначен турмархом[16] федератов, расквартированных в одной из малоазийских фем.
Уже в конце правления Льва Фома начал готовить восстание против правительства, собирая войска в Армении и Понтийской Халдии. В 820 г. император Лев V был убит, и на византийский престол взошёл его убийца Михаил II. Борьба за власть между различными группировками господствующего класса, дворцовые заговоры и смуты облегчили выступление Фомы в 821 г. К восставшим примкнули народные массы, поднявшиеся на борьбу против закрепощения и притеснений динатов и правительства. Сравнительно в короткий срок под знамёнами Фомы собралась огромная повстанческая армия. Вся Малая Азия, за исключением фем Армениака, во главе со стратегом[17] Ольбианом и Опсикия со стратегом Катакила, поднялась против правительства. Но и в Армениаке повстанцы имели в своих руках ряд опорных пунктов.
В борьбе с общим врагом — византийским правительством — Фома искал поддержки у арабов. Для этой цели он провёл в Сирии манёвры своей армии, которая, по словам современников, произвела большое впечатление на халифа Мамуна. Мамун заключил союз с Фомой, стремясь использовать его армию для борьбы с византийским правительством. Восставшие обещали халифу, что они признают империю данницей халифата и уступят арабам ряд пограничных территорий. Но хотя Фома Славянин и был вынужден пользоваться содействием арабов, он всячески ограждал от них территорию, которая находилась в его руках. Фома был торжественно коронован в Антиохии «базилевсом ромеев», и антиохийский патриарх Иов возложил на него императорский венец. Халиф Мамун выполнил своё обещание и дал Фоме значительное войско, а арабский флот напал на византийские острова в Эгейском море и прибрежные малоазийские области.
О деятельности Фомы в Малой Азии источники сообщают, что он, «задержав всех сборщиков податей, отменил установленные законом сборы и щедро раздавал деньги народу». Армия Фомы росла с каждым днём. Восставшие решили захватить столицу и свергнуть правительство.
Навстречу армии восставших, двигавшейся через Малую Азию к столице, император Михаил отправил регулярные войска. В происшедшем сражении повстанцы одержали полную победу, и войска императора были частью перебиты, частью обращены в бегство.
Вскоре на сторону Фомы перешла часть византийского флота, охранявшего приморские области Малой Азии. Это было большим успехом восставших. Фома понимал, что флот будет иметь огромное значение в борьбе за овладение столицей; он деятельно взялся за постройку новых судов, военных и грузовых, и в короткий срок в руках восставших оказались значительные силы, которые были стянуты к острову Лесбосу. Сухопутная повстанческая армия быстро продвигалась к Геллеспонту. Однако в тылу у повстанцев остались такие сильные враги, как стратеги фем Армениака и Опсикия Ольвиан и Катакила с большим войском. В то время как основные силы повстанческой армии захватили в свои руки пролив между Систом и Абидосом, Ольвиан вероломно напал на часть армии восставших, шедшую на соединение с главными силами. Во главе этой части армии стоял приёмный сын Фомы Констанций. Констанций был застигнут врасплох, разбит и захвачен в плен. Ольвиан отрубил ему голову и послал этот «трофей» в столицу императору Михаилу, а император с торжеством отослал голову убитого Констанция Фоме. Однако эта неудача не сломила мужества восставших. Под прикрытием ночной темноты Фома беспрепятственно переправил всю свою огромную армию через пролив из Малой Азии во Фракию. Во Фракии и Македонии восставших полностью поддерживало местное население и, в первую очередь, крестьянство. Особенно большую помощь оказали восставшим славянские поселенцы, жившие около Фессалоники. Они массами вступали в армию Фомы и впоследствии героически сражались против правительства.
В то же время флот восставших двинулся от Лесбоса к Константинополю и вошёл в воды Пропонтиды. Перед лицом надвигавшейся грозной опасности правительство Михаила II начинает спешно стягивать к столице военные части, призывает на помощь из Малой Азии Ольвиана и Катакила с их войсками, собирает флот, оставшийся верным правительству.
В декабре 821 г. повстанческая армия с суши и с моря подошла к Константинополю, и началась осада столицы, длившаяся более года. Под знамёнами Фомы в начале осады собралась армия, насчитывающая 80 тысяч человек, и сильный флот. Современники единодушно сообщают о том, что повстанческая армия, собранная под стенами города, была хорошо вооружена и снаряжена и располагала даже осадными машинами. Восставшие без труда подчинили себе окрестные селения и, захватив окраины города, вплотную подошли к городским стенам. Флот повстанцев, прорвав железную цепь, преграждавшую вход в Золотой Рог, проник в залив и поднялся в устье реки Барбиза.
Основной удар армии Фомы был направлен на Влахернский дворец. В северо-западном углу города были собраны главные силы повстанцев под командованием самого Фомы.
Однако повстанцам не удалось овладеть сильно укреплённым городом, и их многочисленные атаки с суши и моря были отбиты. Суровая зима сильно затрудняла ведение осады. В рядах армии Фомы бешеную деятельность развили агенты правительства, которые стремились подкупом и обещаниями отколоть от восставших колеблющиеся элементы. Особенно предательскую роль сыграли те монахи, которые вначале присоединились к Фоме, а затем перешли опять на сторону правительства. Примкнувшие к восстанию чуждые народу элементы предали восставших. Измена проникла и во флот, это привело к тому, что повстанцы потерпели поражение в морском сражении. Правительству удалось организовать ряд удачных вылазок. Осаду пришлось временно снять и отложить до весны 822 г.
Весной 822 г. осада города возобновилась. Между тем сильный удар восставшим нанесла измена одного из командиров, Григория Птерота, примкнувшего к восстанию из своих личных корыстных целей, а теперь открыто перешедшего на сторону правительства. Отступив во Фракию с частью войск, Григорий Птерот стал угрожать повстанцам с тыла. Однако Фома проявил в таких тяжёлых обстоятельствах кипучую энергию. Не снимая осады Константинополя, Фома с небольшим, но сильным отрядом стремительно бросился в погоню за изменником, настиг его и разбил. Птерот был захвачен в плен и казнён.
Одновременно Фома активно собирал новые силы для продолжения борьбы. Он обратился с призывом о помощи к населению Греции и получил там полную поддержку. По словам источников, из Греции на помощь Фоме прибыла большая флотилия, состоявшая из 350 кораблей. Летом 822 г. борьба за столицу возобновилась с новой силой.
Константинополь подвергся вновь атаке и со стороны Золотого Рога и со стороны Пропонтиды.
Борьба продолжалась с переменным успехом до конца года. Восставшие проявляли чудеса храбрости и мужественно переносили все лишения. Положение правительства было критическим, и сдача столицы, казалось, была неизбежной. В этот момент Михаил II, чтобы спасти свою власть, заключил союз с недавним врагом Византии, болгарским царём Омуртагом. Византийские официальные источники стремятся всячески скрыть заключение этого союза и оправдать Михаила II, именно потому, что этот шаг Михаила вызвал большое недовольство в стране, где ещё была жива память о нашествии болгарских войск под командованием Крума. Вмешательство болгарского царя сыграло роковую роль в ходе восстания Фомы и во многом определило его исход. Омуртаг, вступив в византийские пределы, с большой армией быстро дошёл до берегов Мраморного моря и расположился на равнине близ города Гераклеи.
Весной 823 г. произошло сражение между болгарскими войсками и армией Фомы. Силы были неравны, и повстанцы потерпели поражение, нанеся, однако, болгарам большой урон. Фома с остатками своей армии укрылся в горах, а Омуртаг, захватив добычу, отступил на родину. Но и этот удар не сломил мужества восставших, их воли к борьбе. Фома вновь собирает силы, и на подступах к Константинополю, на равнине, называемой Диабазис, произошла решительная битва между армией повстанцев и войсками императора.
Войска Фомы, измученные двухлетней борьбой, обескровленные недавним поражением, нанесённым болгарами, проиграли это сражение. Задуманный Фомой план заманить противника в ловушку, инсценировав притворное бегство, осуществить не удалось. В рядах повстанцев нашлись предатели, которые перешли на сторону императора, и мнимое бегство местами превратилось в настоящее. Фома с остатками армии принуждён был покинуть поле сражения и укрыться в Аркадиополе. Дело восставших было проиграно.
Однако остатки повстанческой армии продолжали мужественно сопротивляться в ряде укреплённых пунктов, в Аркадиополе, Визе, Гераклее, Панионе и других местах.
Осада Аркадиополя войсками императора затянулась на долгие месяцы. Население города было на стороне Фомы и оказывало ему деятельную поддержку, мужественно сопротивляясь правительственным войскам. Не имея возможности силой захватить город, император решил овладеть им измором. Аркадиополь был окружён плотным кольцом осады, и в городе начался голод. Осаждённые терпели страшные лишения, они ели павших от голода лошадей и шкуры животных. Однако и эти страдания не сломили мужества Фомы и его соратников. Лишь чёрная измена привела их к гибели. В городе был составлен заговор, организованный правительством. Фома был схвачен заговорщиками и отдан в руки императора. Расправа с мужественным вождём восстания была чудовищно жестокой. По словам летописцев, ему были отрублены ноги и руки, а затем он был посажен на кол. Фома был казнён в середине октября 823 г.
Но и после гибели вождя остатки повстанческой армии продолжали сопротивляться. Однако спустя некоторое время пала Виза, захваченная также путём измены. Дольше других держались Панион и Гераклея, но и они были захвачены правительственными войсками. Правительство жестоко расправилось с захваченными в плен восставшими. Однако борьба всё ещё не окончилась. В Малой Азии продолжали героически сопротивляться крепости Кабалла и Саниана, во главе которых стояли храбрые сподвижники Фомы — Хирей и Газарин. Они боролись, несмотря на то, что император известил их о гибели Фомы и обещал им амнистию, если они сложат оружие. Опять-таки лишь путём измены правительству удалось сломить сопротивление восставших.
Дольше всего держалась Саниана, однако в крепости нашлись изменники, которые во время одной вылазки закрыли ворота крепости перед вождями восставших. Хирей и Газарин бежали в Сирию, но по дороге были схвачены агентами правительства и казнены. В отдельных укреплённых пунктах сопротивление восставших народных масс продолжалось ещё до 825 г. Впечатление, произведённое восстанием, было настолько велико, что память о нём ещё долго жила среди византийского народа.
ПЕРВЫЕ КАПЕТИНГИ
В 987 г. впавших в совершенное ничтожество потомков Карла Великого, Каролингов, сменила на французском престоле династия Капетингов. Первым королём новой династии был Гуго Капет (987— 996). Однако обладание королевским титулом отнюдь не было показателём подлинной силы и власти. Как бессилен был новый король по отношению к крупным феодальным владетелям, свидетельствует красноречивый разговор между Гуго Капетом и одним из его графов, о котором сообщает нам хронист. Возмущённый своевольными захватами этого графа, Гуго Капет, как передаёт хронист, гневно спросил: «Кто тебя сделал графом?» И услышал в ответ: «А вас кто сделал королем?». Этот разговор, может быть, придуман был хронистом, но он совершенно правильно отражал бессилие королевской власти по отношению к крупным феодалам.
Постараемся нарисовать себе, прежде всего каковы были границы Франции эпохи первых Капетингов.
Тогдашнее французское королевство значительно отличалось от современной Франции. На юге, по ту сторону Пиренеев, в него входило графство Барселонское, на северо-востоке оно включало в себя часть теперешней Бельгии, графство Фландрское. Но с другой стороны его восточная граница проходила на много далее к западу, чем она проходит теперь, следуя примерно вверх по течению реки Роны и далее к северу, так что Прованс, Дофинэ, теперешние Эльзас и Лотарингия и некоторые другие земли с такими городами, как Марсель, Лион, Авиньон и другие, находились вне пределов Капетингской монархии.
Французов как нации тогда ещё не существовало. Французами назывались жители центральной части страны — Иль де франса или «Франции», как тогда называли эту область. Наряду с этими французами из Иль де Франса имелись пикардийцы, шампанцы, нормандцы, бретонцы, гасконцы и другие, чуждые и даже часто враждебные друг другу народы. Правда основная масса населения Франции говорила на различных наречиях романского языка, развившегося на основе простонародной латыни. Но в ряде окраин население пользовалось совсем чужеродными языками. Так в Нормандии, где завоёватели её, норманны, очень быстро слились с туземным населением, кое-где продолжали говорить на одном из скандинавских наречий. В Бретани, где нашла убежище бежавшая от англо-саксонских завоевателей часть жителей острова Британии, сохранился и упорно держался кельтский язык. В Гаскони говорили на языке басков.
Не существовало в то время и единой крепкой и сильной Франции. Страна распадалась на ряд независимых частей, которые только по имени составляли одно королевство. Единственным признаком политического единства и связи была королёвская власть, вначале очень слабая. Однако наличие короля, этого верховного сюзерена, как-то, хоть и очень непрочно, соединяло страну. Действительно, от этого верховного сюзерена — на словах, а не на деле — «держали» земли в качестве вассалов короля различные крупные феодальные владетели: герцоги нормандский, аквитанский, графы шампанский, фландрский, бретонский, тулузский и другие. Фактически эти могущественные феодалы были самостоятельными государями на своих землях, где они творили суд, чеканили свою монету, объявляли войны или заключали мир по своему усмотрению очень мало считаясь с королевской властью. Некоторые из этих феодалов были даже сильнее короля.
От этих могущественных владетелей держали свои земли феодалы помельче: разные виконты и бароны, которые, однако, вели себя так же независимо по отношению к своим сюзеренам, как эти последние вели себя по отношению к верховному сюзерену, королю. Ещё ниже находились вассалы помельче, и заканчивалась эта феодальная лестница множеством мелких, так называемых однощитных рыцарей, у которых уже не было своих вассалов. И вся эта пирамида лиц привилегированного сословия жила за счёт массы закрепощённого или полузакрепощённого населения деревень и немногочисленных и незначительных городов того времени.
Предполагалось, что феодалы должны были жить между собой в мире, но в действительности дело обстояло совсем по-иному: воины и драки между феодалами шли не прекращаясь. Воюют соседи между собой, воюют вассалы с сеньёрами, то группами, то в одиночку, воюют феодалы, даже незначительные, с самим верховным сюзереном — королём, опираясь на свои, теперь уже не деревянные, а каменные замки с мощными, толстыми стенами, глубокими и широкими, заполненными водой рвами. Эти вечные феодальные усобицы были таким же постоянным явлением в жизни капетингской монархии, как и в распавшейся на уделы Киевской Руси.
Чем вызывались нёпрёрывные войны феодалов между собой? Дело в том, что война для феодалов была одним из важнейших источников их доходов. Феодалы воевали между собой ради захвата и грабежа чужих подданных, ради получения тех платежей и повинностей, которые крестьяне и горожане несли в пользу своих феодалов, и вот феодалы стремились захватить побольше зависимых людей и увеличить число своих плательщиков. Такова подоплёка постоянных феодальных войн.
Гуго Капет был одним из крупных феодальных сеньёров, но не самым сильным из них. Фактически власть короля распространялась лишь на его непосредственные владения, а эти владения были очень невелики. Капетингам принадлежали вначале небольшие сравнительно земли по среднему течению рек Сены и Луары с городами Парижем и Орлеаном. Вот эти-то земли и составляли так называемый королевский домен, т. е. те земли, на которых король собирал подати, творил суд, чеканил монету. Земли королевского домена тянулись узкой полосой с севера на юг, они захватывали среднее течение двух многоводных рек Франции— Сены и Луары, здесь скрещивались водные и сухие пути Северной Франции. Однако бедой королевского домена было то, что он не представлял собой единого целого: земли короля были разбросаны среди множества некоролевских владений. И самому королю не всегда безопасно было проехать из Парижа, например, в Орлеан, ибо путь этот лёжал через владения его вассалов, большей частью мелких хищников-рыцарей, разбойничавших на больших дорогах. Они всегда могли напасть и на самого короля. В связи с этим королю, приходилось путешествовать по своим владениям не иначе, как с охраной, с сильным конвоем.
Между тем эти Путешествия были постоянным явлением в жизни первых Капетингов, которые не имели даже постоянной столицы. Первые короли Капетингской династии постоянно переезжали из одного своего поместья в другое, так же, как в своё время это делал Карл Великий.
Первые Капетинги жили чаще в Орлеане, чем в Париже, но большую часть времени проводили в доездках по своим поместьям, путешествуя из одного дворца в другой, из одного своего поместья в другое со всем своим домом, со своим архивом, со своей печатью и там, где они жили, находился и королевский двор.
Мы сказали, что первых Капетингов плохо слушались даже мелкие феодалы. Что же в таком случае сказав о крупных феодалах, которые желали быть у себя совершенно независимыми государями?
В начале правления Капетингов крупнейших феодальных княжеств было 14: на севере графство Фландрское, к западу от Фландрии герцогство Нормандское, Бретань, графства Анжу, Мен, Турень, на востоке графство Шампань, герцогство Бургундское, к югу от Луары графство Пуату, герцогство Аквитанское, графство Тулузское и т. д. Но, разумеется, это далеко не все княжества, а только наиболее значительные из них; в действительности были ещё сотни мелких владений, на которые распадались эти крупные феодадьныё княжества.
Первым Капетингам приходилось вести очень скромную политику. Они не имели ни собственной армии, ни собственного аппарата управления и вынуждены были довольствоваться политикой мелкого скопидомства и мелких земельных приобретений для округления своих владений. Единственным средством сохранить корону в своей семье, которым располагали Капетинги, было соправительство, т.. е. ещё при жизни короля надо было обеспечить избрание и коронование своего наследника. И мы видим, действительно, что Гуго Капет оказался достаточно ловким и умелым в одном отношении: едва вступив на престол (его коронование состоялось 3 июля 987 г.), он уже 25 декабря того же года добился согласия съезда феодалов на коронование своего 15-летнего сына Роберта. Отец и сын правили совместно без раздала земли и без какого бы то ни было разделения дел.
Правление Гуго Капета было недолговременным, но бурным. Оно прошло в борьбе с опасными конкурентами — потомками Каролингов, а также в затяжной борьбе с папством. Гуго Капет, сам бывший аббатом, т. е. настоятелем трёх крупнейших монастырей, и его епископы не желали допускать, чтобы папы полностью распоряжались доходами французской церкви.
Борьба с папством продолжалась и при сыне Гуго Капета, Роберте (996—1031). Наряду с этим Роберту пришлось вести в своём домене непрестанную борьбу с мелкими феодалами, грабившими проезжих купцов и монахов. Как и Гуго Капет, Роберт сделал своим соправителем сначала своего старшего сына, а после его смерти своего второго сына Генриха.
Правление Генриха I (1031 —1060), этого третьего представителя дома Капетингов, мало чем отличалось от правления его отца и деда. Так же, как и им, ему приходилось вести очень осторожную политику, чтобы оградить свой домен от покушений со стороны своих опасных вассалов, и он старался, так же как и они, использовать их усобицы между собой.
Королевская власть и при этом третьем Капетинге продолжала оставаться слабой и беспомощной.
Одно событие из этого царствования представляет для нас особый интерес. Западноевропейские государи, в том числе французские, стремились завязать связи с растущей Киевской державой. Во французской средневековой литературе Руси уделялось немалое внимание. Русь предстаёт в ней как богатая и обширная страна с широкими и оживлёнными торговыми отношениями, связывающая Запад с Востоком. В те времена лучшим способом установить связь между двумя странами считалось заключение браков между представителями царствующих династий. И мы видим, что Генрих женился на дочери великого князя киевского Ярослава, Анне. Анна Ярославна приехала во Францию с большой- свитой и была коронована в Реймсе — городе, где обычно короновались французские короли. У Анны родился сын Филипп. Генрих I не преминул короновать своего сына, едва последний достиг 7 лет (в 1059 г.). Таким образом, система соправительства прочно утвердилась в доме Капетингов, продержавшись почти в течение трёх веков. Примерно через год после коронования своего сына Генрих I умер, оставив опеку над Филиппом его матери Анне Ярославне. До нас дошли её собственноручные подписи на французских документах.
Только в царствование четвёртого Капетинга Филиппа I (1060-1108), продолжавшегося 48 лет, начинает постепенно усиливаться королевская власть, растут владения короля. Мелкими захватами и приобретениями Филипп I старался увеличить, округлить королевский домен и до известной степени преуспел в этом. Как настоящий хищник, Филипп зорко подстерегал всякие оспаривавшиеся территории или неожиданно появлявшиеся наследства, чтобы наложить на них свою жадную руку. Скудость средств, нужда в деньгах побуждали его заниматься форменным разбоем. Так, папа Григорий VII обвинял его в том, что он однажды велел ограбить итальянских купцов, проезжавших через его домен на ярмарку, и отказался вознаградить их. Папа резко обрушился за это на Филиппа I. В поступках Филиппа не было ничего необычного: так же действовали и другие феодальные разбойники. Обличения же папы были вызваны тем, что Филипп I, как и его предшественники, находился в непрерывной соре с папами, которым он не хотел уступать доходов французской церкви, и на короле поэтому почти всю жизнь тяготело церковное отлучение. Но папы в это время были сильны, поэтому Филиппу приходилось нередко идти на унижение, каяться перед папой. Так было, например, в 1104 г., когда Филипп I, «босиком, с длинными волосами и запущенной бородой» предстал в Париже перед собором. Филипп покаялся, и тогда папа снял с него отлучение.
Филипп I вёл упорную борьбу с разбойниками-рыцарями, чьи замки граничили с его владениями. Незадолго до своей смерти Филиппу удалось наложить руку на один такой замок — Монлери, — находившийся у самых ворот Парижа. «Береги этот замок, — говорил Филипп своему сыну Людовику, — он заставил меня преждевременно состариться: вероломство и злоба его обитателей никогда не давали мне ни минуты покоя».
Итак, несмотря на все усилия Филиппа, королевская власть и в XI в. была всё-таки слаба. Глава государства король в действительности был обыкновенным бароном, которому принадлежали небольшие владения по берегам Сены и Луары. Он жил, как и другие его вассалы, доходами со своих земель, т. е. повинностями и оброками со своих крестьян и так называемыми «добровольными» дарами, т. е. налогами, получаемыми от церкви. Раза три в год, по большим праздникам, или в исключительных случаях, когда, например, грозила война, ко двору короля съезжались его вассалы, светские и духовные, для выполнения своих феодальных обязанностей, заключавшихся в «совете и помощи». Эти съезды феодалов, на которые являлись далеко не все вассалы короля, а обычно лишь из соседних провинций, либо решали важнейшие судебные дела, либо важные политические вопросы.
Но съезды эти происходили нерегулярно, и решения их не были для короля обязательны.
У первых Капетннгов не было ещё ни постоянной армии, ни особых чиновников. Управители королевскими поместьями — прево и мэры — являлись одновременно и королевскими чиновниками на местах: они творили от имени короля суд, собирали оброки, следили за тем, чтобы не бунтовали крепостные, чтобы они безропотно несли свои повинности. Часть доходов они отдавали королю в денежной или натуральной форме, остальную оставляли себе в виде жалованья. Они были заняты только тем, чтобы выжимать все соки у крестьян и обкрадывать королевскую казну. Королевского домена, и так уже небольшого и небогатого, подчас нехватало бы для пропитания королевского дома, если бы время от времени королям не удавалось захватить или прикупить каких-либо земель и, что особенно важно, если бы они не имели к своим услугам помощи своих епископов и аббатов. Эта помощь со стороны церковных владений, лежавших за пределами королевского домена, хотя и не носила постоянного характера, была, однако, очень важна, ибо король распоряжался имуществом почти трети всех французских епископств и аббатств. Такого значительного источника доходов не было ни у одного из крупных феодалов, и это отличало короля от рядового феодала.
Первые Капетинги как две капли воды похожи друг на друга. Все они мелкие скопидомы, жадные, продажные, постоянно нуждающиеся; они пользуются усобицами своих вассалов, чтобы хитростью, обманом или силой урвать у них тот или иной кусок для увеличения своих владений.
Каково же было положение народных масс в монархии первых Капетингов? Жестокая эксплуатация со стороны сеньёров, всевозможные стихийные бедствия, такие, как частые голодовки и страшные эпидемии, а вдобавок к этому неисчислимые бедствия, связанные с постоянными феодальными войнами, представлявшими часто простые разбойничьи набеги для захвата добычи, — такова была участь широких трудящихся масс в тогдашней Франции. Особенно тяжело всё это отражалось на положении крестьянства. Основная масса крестьян состояла из крепостных — сервов, совершенно бесправных, зависевших от произвола своего сеньёра. Серв не мог вступать в брак без разрешения феодала, и за это разрешение он платил особый налог. Он не мог передавать своё имущество никому, кроме своих прямых наследников, но и за это ему приходилось платить специальный тяжёлый налог, так называемый налог «мёртвой руки». С сервов феодал взимал ещё поголовный налог и ряд других платежей. Крепостной не мог быть свидетелем на суде, во всяком случае — против свободных людей. Феодал мог продать, дарить, закладывать своих крепостных.
Несколько лучше, чем сервов, было положение так называемых вилланов, т. е. лично свободных крестьян, свободных от разного рода личных обложений, вроде брачной пошлины или поголовного налога, но обязанных вносить помещику повинности за наделы, на которых они сидели. Виллан мог быть свидетелем на суде, мог вступать по своему усмотрению в брак. Однако, несмотря на некоторые права, положение виллана на деле мало отличалось от положения серва, так как феодалы большей частью не считались с правами вилланов. И действительно, что мог поделать виллан с сеньером, нарушавшим его права, если этот сеньёр был высшей властью в своих владениях и ему принадлежало право суда над вилланами так же, как и над сервами.
Наряду с крепостными и свободными была ещё группа крестьян, колонов или госпитов, как их тогда называли. Это были бродячие крестьяне из беглых крепостных или из покинувших свои наделы вилланов, которые занимались освоением невозделанных ещё земель. Они, таким образом, были пионерами земледелия в многочисленных тогда пустошах и нетронутых лесах. Срубив или выжегши участок леса и сняв урожай или два, они снимались и переходили на другое место и т. д., пока не оседали где-нибудь на постоянное жительство. С течением времени эти госпиты превращались обыкновенно в вилланов, а иногда опускались даже до положения сервов.
Жестокая феодальная эксплуатация, непрерывные феодальные войны, разные стихийные бедствия — всё это делало положение крестьянства, и в особенности закрепощённого, исключительно тягостным и бедственным. И естественно, что французское крестьянство не мирилось с таким положением и вело непрерывную борьбу за улучшение своей участи. На невыносимый гнёт со стороны феодалов крестьяне отвечали массовыми восстаниями. Так, в начале XI в. вспыхнуло восстание крестьян в Бретани. Ещё более широкое движение произошло примерно в то же время в Нормандии в правление герцога Ричарда II. Сообщающий об этом хронист изображает дело так: «Крестьяне повсеместно стали устраивать по разным графствам Нормандии многие сборища и постановили жить по своей воле... И чтобы утвердить эти решения, на каждом собрании неистовствующего народа выбирали они по 2 уполномоченных... Когда узнал об этом герцог, он тотчас же направил против них графа Рауля со многими рыцарями, чтобы они дерзость деревенщины и крестьянское сообщество прекратили. И вот он без замедления тайно взял всех крестьянских уполномоченных вместе с некоторыми другими и, отрубивши руки и ноги, отослал искалеченных единомышленникам, чтобы они удержали остальных от таких затей...»
Это восстание нормандских крестьян окончилось неудачей. Но никакие жестокости не могли остановить крестьянского движения. То в одном, то в другом месте вспыхивали крестьянские волнения. Они тянулись почти непрерывной чредой, пока в XIV в. не разгорелось пламя Жакерии.
Но уже в рассматриваемый нами период феодальное рыцарство и угнетаемое им крестьянство представляли два лагеря, резко враждебных друг другу. О том, каково было классовое сознание этого крестьянства, мы можем судить по дошедшей до нас песне, которую распевали восставшие крестьяне Нормандии:
Мы такие же люди, что и они.
У нас такие же члены, что и у них.
И имеем такие же большие тела.
И точно так же можем испытывать страдания.
Нам нужно иметь только мужество...
Против одного рыцаря мы можем
выставить тридцать крестьян.
Эта крестьянская Марсельеза начала XI в. достаточно ярко и точно выражает чувства и настроения закрепощённого крестьянства эпохи первых Капетингов. Класс угнетённых стоял против класса угнетателей («тридцать крестьян против одного рыцаря», как поётся в приведённой песне), стоял всегда готовый к смертельной схватке.
С конца XI в. и в особенности с начала XII в. в истории Франции намечается значительная перемена, начинается сплочение феодально-раздробленной Франции.
С XI-XII вв. в городах Франции растёт ремесленное производство, расширяется торговля, всё новые и новые рынки и торговые пути открываются для деятельности купцов, улучшается экономическое положение городского населения. Вместе с ростом городов начинается их борьба с сеньёрами за свою независимость. Крестьяне также ведут борьбу за своё освобождение от крепостной зависимости. Они в одиночку, а нередко целыми деревнями освобождаются от крепости, добиваясь за денежный выкуп отмены наиболее тяжёлых повинностей. Немалую роль в деле освобождения крестьян сыграли крестовые походы. Нужда сеньёров, отправлявшихся в походы, в деньгах побуждала их предоставлять крестьянам за деньги либо освобождение от крепостной зависимости, либо освобождение от тех или иных повинностей. Всё это существенным образом меняло прежний деревенский уклад, обостряло классовую борьбу в деревне, борьбу крестьян за своё освобождение.
Города в своей борьбе с сеньёрами стремились опереться на королевскую власть. У королей, таким образом, появились очень ценные союзники в лице горожан. Горожане заинтересованы были в усилении королевской власти, поскольку только сильная королевская власть могла защитить их от произвола феодалов, а также могла обеспечить им ряд необходимых условий: охрану внутреннего рынка, торговых путей и пр. Это обстоятельство было очень наруку королевской власти, которая использовала борьбу между феодалами и городами для своего усиления, для того, чтобы подчинять себе как города, так и сеньёров.
Когда города только начали борьбу за своё освобождение (а начали её первыми северофранцузские города), Капетинги, и в частности Филипп I, при котором возникла эта борьба, часто предавали города, т. е. попросту продавали интересы городов феодалам за те или иные суммы денег. Но с течением времени короли оценили и поняли значение городов и с конца XII в. стали опираться на города в своей борьбе за собирание феодально-раздробленной Франции. «Союз королевской власти и буржуазии, — пишет Энгельс, — ведёт своё начало с X века; нередко он нарушался в результате конфликтов; далеко не всегда в течение всех средних веков дело шло этим путём объединения, всё же этот союз возобновлялся всё твёрже, всё могущественнее, пока, наконец, он не помог королевской власти одержать окончательную победу...».
Для усиления королевской власти большое значение имело ещё то, что Париж и Орлеан были крупнейшими торговыми центрами на Сене и Луаре, через них шла торговля между западом и востоком Франции. Развитие торговли обогащало королевскую власть, так как короли брали пошлины с провозимых и продаваемых товаров.
Все эти обстоятельства вызвали усиление королевской власти уже в XII в., в правление пятого Капетинга, Людовика VI.
Почти всё правление сына Филиппа I, Людовика VI, или Людовика Толстого (1108—1137), заполнено было борьбой с феодалами-хищниками, главным образом в королевском домене. Чтобы обезопасить развивавшиеся торговлю и ремесло, Людовику необходимо было прежде всего покончить с рыцарями, разбойничавшими на территории королевского домена. Ведь немало таких рыцарей держало, как мы говорили, первых Капетингов в вечном трепете. И Людовик VI жёг и сравнивал с землёй рыцарские замки, освобождал проезды в города, восстанавливал связи между различными частями своих владений, преследовал грабителей, делал безопасными дороги для купцов. Целых 34 года непрерывных войн понадобилось Людовику VI, чтобы обуздать своих непокорных вассалов, живших к северу от р. Сены. Свыше 20 лет он истреблял огнём и мечом своих врагов к югу от Сены, и в конце концов ему удалось-таки наложить на них узду.
Какие же перемены произошли во французской деревне в правление Людовика VI? Широкие крестьянские массы добивались прежде всего, чтобы сеньёры не требовали больше того, что установлено было обычаем. Они боролись против новых повинностей, против всяких чрезвычайных поборов, против так называемых «дурных обычаев», против вымогательств. Крестьяне требовали от своих сеньёров, чтобы на пергаменте, скреплённом печатью, были записаны их обычные повинности. Они добивались получения от сеньёра за деньги или силой грамоты, в которой были бы записаны твёрдо установленные размеры их повинностей и платежей или в которой были бы закреплены какие-нибудь недавние завоевания угнетённых крестьянских масс. Характерная черта этого времени — увеличение числа грамот либо об освобождении от крепостной зависимости, либо о предоставлении тех или иных уступок. Все эти перемены были связаны с усилившейся борьбой крестьянства против гнёта феодальной эксплуатации. И мы видим, что, начиная с XII в., освобождение от крепостной зависимости происходит всё чаще и чаще. Получив грамоту об освобождении, крестьянин избавлялся полностью или частично от многих тягостных повинностей. Так, он избавлялся от права «мёртвой руки» или от брачной пошлины, о которых говорилось выше. И тем не менее в большинстве грамот об освобождении сохранились весьма тягостные для освобождаемого крестьянина обязательства. «В последние годы царствования Людовика Толстого, — пишет Энгельс, — освобождение крестьян и превращение их в чиншевиков [т. е. платящих определённый оброк — чинш. — Автор] приобретает массовый характер».
Со времени крестовых походов растёт число освободительных грамот, предоставляемых целым деревням. Наиболее известной и распространённой из таких деревенских грамот является утверждённая Людовиком VI грамота или хартия Лорри. К чему она сводилась? Важнейшие постановления этой грамоты касались твёрдого установления определённых повинностей и отмены наиболее ненавистных из них. Так, например, грамота отменяла почти все барщины, все чрезвычайные поборы, устанавливала определённые платежи и ставила под королевскую охрану купцов, которые будут направляться на ярмарки в Лорри. Грамота Лорри предоставляла деревенскому населению некоторые экономические льготы, которые должны были содействовать развитию крестьянского хозяйства. Ещё при жизни Людовика VI грамота Лорри послужила образцом для многих других грамот такого же рода. Людовиком VII в 1155 г. эта грамота была подтверждена и расширена. В неё был включён ряд пунктов, облегчавших положение горожан.
Гораздо более мощный размах, чем освободительное движение в деревне, приобрело движение в городах. Происшедшие в них перемены были смелее и решительнее и имели далеко идущие последствия. Для этого периода характерно не столько расширение и рост старых городов, сколько появление огромного числа новых городов. Новые города сплошь и рядом образовывались из местечек, которым сеньёры предоставляли права города, так как города являлись для феодалов выгодным источником дохода. В пределах этих новых городов население пользовалось известными льготами в отношении суда, военной службы, налогов и др. Жители этих городов были лично свободны и облагались только твёрдо установленными налогами и податями.
В зависимости от исхода борьбы города с сеньёром складывалось то или иное городское устройство. Результаты этой борьбы были весьма различны. В одних случаях городам удавалось добиться полного самоуправления, прав коммуны, т. е. права выбирать своих должностных лиц, иметь свой суд, свои финансы, право самообложения. Для городов-коммун их отношения к сеньёру ограничивались уплатой твёрдо установленной подати. Право коммуны означало для города наибольший успех в борьбе. Город-коммуна мог объявлять войну, заключать мир, чеканить монету.
Под лозунгом коммуны вели борьбу за своё освобождение северофранцузские города, первыми начавшие это движение. Города вели везде эту борьбу в одиночку, каждый город боролся со своим сеньёром на собственный страх и риск. Борьба за права коммуны была большей частью кровопролитной и длительной. Победа завоёвывалась силой, иногда покупалась у сеньёра за деньги, либо, чаще всего, достигалась объединённым действием оружия и денег. Восстания городов часто подавлялись, но даже в худших случаях они всегда приносили с собой известные уступки. Лозунг коммуны повсюду пользовался среди городов огромным успехом, зато у дворян коммуна считалась «ненавистным словом». Вот как описывает нам это хронист, выражающий настроения феодалов. «Коммуна, — пишет он, — новое и ненавистное слово, и вот что под ним подразумевают: люди, облагаемые подушной податью, уплачивают сеньёру только один раз в год причитающуюся с них подать, а что касается других денежных поборов, которые обычно налагаются на сервов, то они от них совершенно свободны».
Первым добился прав коммуны город Камбре в 1076 г., а вслед за ним прав коммуны добились и другие города. Особенно бурной и драматической была борьба за коммуну одного из очень богатых городов северной Франции — Лана, сеньёром которого был епископ. На примере Лана мы можем видеть, что вначале королевская власть не занимала твёрдой позиции в борьбе городов с сеньёрами. Политика Людовика VI по отношению к Лану не отличалась постоянством, король то становился на сторону сеньёра-епископа, то на сторону восставших горожан, в зависимости от того, от кого он в данный момент ожидал больше выгод.
Большие города в королевском домене меньше выиграли, чем многие мелкие местечки, ставшие «новыми городами». Как правило, королевская власть давала городам на территории домена лишь отдельные вольности, строго оберегая здесь свою власть. Так, например, Париж не пользовался правами коммуны: Людовик VI предоставил ему только некоторые права, городское управление в Париже было поделено между городом и королевскими представителями. Зато если освобождение города от власти сеньёра сулило королевской власти выгоды, она поддерживала его вплоть до одобрения образовавшейся в нём коммуны. Так было, например, с северофранцузским городом Амьеном, где установление с помощью Людовика VI коммуны помогло ему проникнуть в область, в которой он до этого не располагал никакими правами.
Борьба городов с сеньёрами велась главным образом силами народных масс. Однако плоды достигнутых завоеваний доставались в основном городской верхушке, патрициату, народная же масса отстранялась от городского управления. Но во всяком случае в борьбе за свою самостоятельность города добились личного освобождения горожан, ставших теперь свободными от крепостной зависимости. Даже крепостной крестьянин, если он бежал в город и прожил в нём определённое время — обычно год и один день, — делался свободным, и сеньёр уже не мог вернуть его.
Развернувшаяся в правление Людовика VI борьба вокруг городов за свою самостоятельность продолжалась и при его преемниках, растянувшись на несколько веков.
Каково же было значение этого освободительного движения, каковы были те далеко идущие последствия, о которых мы упоминали выше?
Важнейшим обстоятельством здесь было то, что наряду с дворянством и духовенством появилась новая сила — горожане, и выступление этой силы предвещало потрясение основ феодального общества.
Купцы и ремесленники в городе были сплочённее, чем крестьяне в деревне. Ремесло и торговля требовали от людей больших знаний и больше сноровки. В городе начала развиваться светская культура: литература, философия, искусство. Горожане стали относиться критически к тем нелепостям, которые проповедовала церковь, и вполне естественно, что в городах зародились учения, подрывавшие авторитет церковников: епископов, попов и самого папы римского. Но это произошло позже.
На первых порах королевская власть, опираясь на союз с городами, повела борьбу за сплочение феодально-раздробленной Франции, с тем, чтобы, покорив своевольных феодалов, лишить всяких прав и ограбить своего временного союзника — горожан.
ПЕРВЫЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД
НАЧАЛО КРЕСТОНОСНОГО ДВИЖЕНИЯ
В конце XI в. в Западной Европе началось широкое движение на Восток, известное под именем крестовых походов. Крестоносцы хотели захватить «святую землю» — Палестину с её главным городом Иерусалимом. В движении приняли участие феодалы и крестьяне; ему содействовали горожане. Почему же массы населения вдруг устремились на Восток? Чем они были недовольны у себя дома и чего они искали на чужбине? В крестовых походах принимали участие рыцари, бароны, графы, и короли. Почему они бросали свою родину, составляли отряды и ехали на Восток, — ведь у них были свои поместья и замки, на этих баронов и рыцарей работали крестьяне?
Сами крестоносцы и их вожди утверждали, что их единственной, заветной целью является освобождение Палестины, где жил и проповедовал Христос и где находится «гроб господень», из рук «неверных» (мусульман). В действительности, тут были вполне материальные причины и цели.
В те времена феодальные семьи часто бывали многодетными. Рыцарь, имевший замок и поместье, часто насчитывал 8—10 сыновей. В некоторых местах отец делил свои феод на клочки и давал каждому сыну частицу, но в большинстве мест установился обычай передавать всё владение старшему сыну. Тогда младшие сыновья становились монахами или получали от родителей коня и полное вооружение и превращались в странствующих рыцарей. Мечтой—каждою странствующего рыцаря было получить в своё распоряжение приличное званию поместье и прекратить бродячую жизнь. Вот почему среди странствующих и обедневших рыцарей оказалось много охотников отправиться на богатый Восток, в Иерусалим, так как там были плодородные земли; об этом говорил и папа Урбан II на церковном соборе в Клермоне.
В крестоносном движении приняли участие также крестьяне. Положение крестьян в XI в. было очень тяжелым. Во Франции, например, за столетие (от 1000 до 1100 г.) насчитывалось 40 неурожайных лет, т. е. из двух-трёх лет один год был неурожайным. В летописи 1086 г. мы читаем: «Наступил сильнейший голод... бедняки ели трупы овец, коней, быков... пожирая вместо хлеба виноградные листья». Летописная запись 1093 г.: «Была великая засуха... Она вызвала бесплодие земной утробы, скудость урожая на хлеб и иные плоды». В следующем 1094 г.: «Пшеницы покрылись туманами и не вызревали». Иногда же урожая не было оттого, что крестьяне съедали свои скудные запасы, и не оставалось на семена, нечем было сеять. Повальные болезни, следовавшие за каждым голодным годом, увеличивали страдания крестьян. Но ни голод, ни болезни не освобождали крестьян от выполненная феодальных повинностей. Ведь и в голодные годы с них требовали уплаты десятины в пользу церкви, требовали уплаты оброка в пользу феодала-помещика и налогов в пользу короля. Желая избавиться от тяжёлых условий жизни, крестьяне стремились уйти и искать счастья на чужбине, бросая свою хижину и убогое хозяйство.
В XI в. в Западной Европе стали расти города. Прежде это были укреплённые посёлки, ещё сохранившие деревенский быт. Жители городов пахали землю, разводили домашний скот и вели другие сельскохозяйственные работы, одновременно занимаясь ремёслами и торговлей. Торговля была преимущественно местной, охватывала небольшой район и за его пределы редко выходила. Предметы роскоши, как, например, шёлковые ткани, украшения, дорогую обувь, вина, а также и ценное оружие изредка привозили восточные купцы (греки, сирийцы, евреи, арабы) и продавали эти товары очень дорого.
В городах в XI в. стала сильней развиваться торговля, европейские торговцы хотели сами покупать восточные товары и продавать их в Европе. В торговле с Востоком особенно заинтересованы были итальянские города: Венеция, Генуя, Пиза, Амальфи. Когда крестоносцы уже отправились на Восток, то горожане некоторых приморских городов помогали крестоносцам: давали в наём свои корабли, чтобы перевезти крестоносцев, доставляли им за деньги осадные машины для штурма крепостей, продовольствие и другие предметы, необходимые для войны.
Итак, в народных массах (в деревне и в городе) росла готовность выступить в поход для завоевания плодородных земель и богатых стран на Востоке. Толчком к такому завоеванию послужили следующие обстоятельства.
В XI в. в арабских государствах Азии стали играть большую роль кочевники-турки, вышедшие из Средней Азии. В 1059 г. турки свергли Багдадского халифа и установили свою власть над народами Сирии, Палестины и Малой Азии. Кибитки турок-сельджуков на азиатском берегу Босфора видны были из Константинополя. В это же время орды печенегов (народа, родственного туркам) вторглись из причерноморских степей (из степей теперешней Украины) на Балканский полуостров, в пределы Византийской империи. Печенеги подошли почти к самому Константинополю и стали угрожать городу. Византийский император Алексей Комнин в 1091 г., вследствие исключительно трудного положения государства, разослал письма в разные страны и просил о помощи. Одно такое письмо, как говорят, было отправлено графу Роберту Фландрскому.
В этом письме византийский император будто бы писал следующее: «Святейшая империя христиан греческих сильно утесняется печенегами и турками; они грабят её ежедневно и отнимают её области... Почти вся земля от Иерусалима до Греции подверглась их нашествию. Остаётся один Константинополь, но они угрожают в самом скором времени и его отнять у нас, если не подоспеет быстрая помощь верных христиан латинских... Я сам, облечённый саном императора, не вижу никакого исхода, не нахожу спасения: я принуждён бежать перед лицом турок и печенегов. Пусть Константинополь достанется лучше вам, чем туркам и печенегам. Я напоминаю вам о бесчисленных богатствах и драгоценностях, которые накоплены в столице нашей. Сокровища одних церквей в Константинополе могут быть достаточны для украшения всех церквей мира. Нечего говорить о той неисчислимой казне, которая скрывается в кладовых прежних императоров и знатных вельмож греческих. Итак, спешите со всем вашим народом, напрягите все усилия, чтобы такие сокровища не достались в руки турок и печенегов... Итак, действуйте, пока есть время, дабы христианское царство и, что ещё важнее, гроб господень не были для вас потеряны...»
Подобное обращение за помощью вряд ли было написано в действительности византийским императором, но это письмо распространялось среди рыцарей и графов и производило большое впечатление на феодалов.
Рассказы побывавших на Востоке лиц — путешественников по святым местам, или, как их называют, паломников — передавались из уст в уста и приобретали сказочный характер. Но для того чтобы движение началось, нужно было объединить разрозненные желания людей и поставить перед ними одну общую цель. Эту задачу выполнила католическая церковь во главе c римским папой.
Возвращаясь обратно в Европу, паломники рассказывали о виденных ими странах и, чтобы сильнее подействовать на слушателей, говорили о том, что эти благословенные богом земли находятся в руках «неверных», т. е. мусульман, и что неверные владеют святынями христиан, оскорбляют и даже разрушают священные храмы. Особенно сильное впечатление производили рассказы странствующего проповедника Петра Пустынника.
Один современник рассказывал про него следующее: «Народ окружал его толпами, приносил ему дары и прославлял его святость с таким усердием, что я не помню, чтобы когда-либо кому-нибудь были оказаны такие почести... Многие выдирали шерсть из его мула, чтобы хранить её как святыню».
Проповеди паломников, в особенности же Петра Пустынника, возбуждали народные массы и подготовляли их к крестовому походу. Пользуясь этим, папа Урбан II созвал в. 1095 г. .в городе Клермоне (на юге Франции) церковный собор. На этом соборе присутствовало 13 архиепископов, 225 епископов, множество аббатов. На этот собор приехали в большом числе сеньёры — феодалы из окружающих областей, а также огромное число других лиц. желавших присутствовать на соборе. Прибыло так много людей, что ни одно здание не могло вместить всех собравшихся. На собор явился также римский папа. Он обратился к народу, стоявшему на городской площади, с такой речью:
«Народ персидского царства, народ проклятый, чужеземный... напал на земли христиан, опустошил их мечом, грабежом, огнём, а жителей отвёл к себе в плен и умертвил позорною смертью... Кому же может предстоять труд отомстить за это и вернуть награбленное, как не вам, которых бог одарил перед всеми народами и славою оружия, и великим духом, и телесными силами, и доблестью к покорению сопротивляющихся вам? 3емля, которую вы населяете, сдавлена отовсюду морем и горными хребтами, и вследствие того она сделалась тесною при вашей многочисленности; богатствами она не обильна и едва даёт хлеб тем, кто на ней трудится. Отсюда происходит то, что вы друг друга кусаете и пожираете, ведёте войны, наносите смертельные раны. Теперь же может прекратиться ваша ненависть, смолкнет вражда, стихнут войны и задремлет междоусобие. Идите ко гробу святому; исторгните ту землю у нечестивого народа и подчините её себе. Земля та течёт молоком и мёдом; Иерусалим — плодоноснейший перл земли, второй рай утех, Он просит, ждёт освобождения и непрестанно молит вас о помощи...»
Собравшиеся, выслушав речь папы, единодушно воскликнули: «Так хочет бог, так хочет бог!» Многие стали нашивать на свои одежды кресты из красной материи. Немедленно после собора начали собираться войска для отвоевания у мусульман Палестины и других земель. Так было положено начало крестовым походам. Их было несколько.
НАРОДНОЕ ОПОЛЧЕНИЕ
Весной 1096 г. начался Первый крестовый поход. Возбуждённые горячими речами проповедников, толпы измученных голодом и феодальным гнётом крестьян, странствующих рыцарей, монахов, бежавших из монастырей, сходились со всех сторон: из Испании, из Прованса, из Бретани, Нормандии, Англии, Бургундии и из Германии. Здесь были люди всех возрастов: старики, юноши, даже мальчики. Во главе каждого отряда был свои проповедник. Так составлялись отряды под руководством Петра Пустынника, священника Готшалька и другие. Эти толпы крестоносцев не представляли себе ни дальности и трудности пути, ни предстоящих им опасностей; они не имели почти никакого оружия. Их вожди-проповедники были люди невежественные, незнакомые с военным делом и организацией военных походов. Но народ был полон энтузиазма, он верил в лучшее будущее, "в своё освобождение от гнёта. —Народное ополчение, не имея ни правильной военной организации, ни запасов продовольствия, ни общего командования, двинулось от Рейна вдоль Дуная и затем через Балканский полуостров к Константинополю, надеясь отсюда попасть в Палестину и захватить Иерусалим. Так как продовольствия у ополченцев не было, то вся масса крестоносцев должна была питаться за счёт населения, через земли которого проходила. Крестоносцы разбивались на мелкие отряды, уходили в сторону от главной дороги и грабили население. Когда отряд под начальством Готшалька, шедший впереди других, вступил на территорию Венгрии и начал свой обычный грабёж, то венгерские феодалы под командой своего короля Коломана уничтожили этот отряд. Следующие отряды миновали Венгрию сравнительно благополучно. Но с переходом на территорию Болгарии крестоносцы должны были выдерживать упорные бои. Болгары не пропускали через свои владения крестоносцев, считали их своими врагами; крестоносцам приходилось пробиваться силою, так что, прибыв в августе месяце в Константинополь, крестоносцы сильно поубавились в числе.
Крестоносцы расположились лагерем возле Константинополя, в месте, отведённом византийским императором. Греки поспешили поскорее избавиться от беспокойных пришельцев и переправили крестоносцев в Малую Азию. Там они почти целиком были уничтожены турками в первом же сражении, и только жалкие остатки спаслись от преследований турок и переправились в Европу. В числе спасшихся был и Пётр Пустынник, который теперь решил подождать рыцарские ополчения, двигавшиеся уже к Константинополю.
В МАЛОЙ АЗИИ
Рыцарские ополчения шли к Константинополю разными дорогами из Лотарингии, Франции, южной Италии. Рыцари везли с собою свои семьи, своры охотничьих собак, принадлежности для охоты и рыбной ловли и ловчих птиц. Каждого рыцаря сопровождали слуги в большем или меньшем числе, в зависимости от знатности и богатства рыцаря.
Двигавшиеся через Малую Азию рыцарские ополчения попали в трудные условия. Непривычная жара, недостаток воды и продовольствия, постоянные неожиданные нападения турок изнуряли крестоносцев. В походе войско разбивалось на отряды, чтобы достать припасы для себя и корм для лошадей. Но, разделяясь на отряды, войска не уходили далеко друг от друга, чтобы при внезапном нападении турок получить скорее помощь от других отрядов.
Такой случай внезапного нападения турок описывает нам один участник похода. Он рассказывает, что едва Боэмунд Тарентский и другие рыцари сошли с коней, как турки появились перед ними с огромною армией.
Немедленно турки напали на войско христиан и, распространившись по всему лагерю, умерщвляли всех встречных; одни погибали от стрел, другие от меча; многих жестокий неприятель забирал в плен. Люди были объяты ужасом. Раздавались стоны и вопли. Женщины погибали вместе с мужчинами и детьми. Роберт Парижский, стремясь на помощь несчастным, был смертельно поражён стрелою. Боэмунд Тарентский (из южной Италии) и другие вожди, озадаченные сначала неожиданным поражением, вскочили на лошадей, поспешно надели панцыри и, соединив армий в одно целое, мужественно защищались.
Современник пишет: «Придя в ужас от таких жестокостей и опасаясь для себя ужасной смерти, молодые девушки, и даже самые благородные, поспешили надеть на себя лучшие одежды и явились перед турками в надежде, что они, укрощенные и вместе воспламенённые их красотою, почувствуют жалость к их пленницам...»
«Паства верующих оставалась в отчаянии, и сам Боэмунд, атакованный врасплох, сопротивлялся уже с меньшим жаром. Около 4 тысяч человек христианской армии уже пали под ударами неприятеля. И вот вестник, оседлав быстрого коня, летел над пропастями гор и прибыл печальный, задыхаясь, к герцогу Готфриду» (Готфриду Бульонскому из Лотарингии).
Герцог немедленно приказал трубить сбор, и рыцари помчались на выручку к своим попавшим в беду товарищам. Турки на своих быстрых конях ускакали, не приняв нового боя.
Вскоре после этого сражения крестоносная армия вступила в безводную и раскалённую от зноя долину, где оставалась в течение нескольких дней, так как вследствие чрезмерной жары невозможно было двигаться далее. Крестоносцы стали испытывать крайний недостаток в воде. В один день (август 1097 г.) «около 500 человек обоего пола погибли в муках жажды. Лошади, ослы, верблюды, мулы, быки и другие животные стали от той же самой причины... Мужчины, ослабевшие от чрезмерной испарины, бродили с открытым ртом, чтобы больше вдыхать в себя воздуха и уменьшить муки жажды, но всё это не облегчало их».
Как мы уже оказали, рыцари везли с собою своры охотничьих собак и ловчих птиц. И теперь «соколы и другие ловчие птицы, составлявшие радость знатных и благородных господ, околевали от жажды и жары на руках тех, которые носили их, и собаки, приученные к охоте, падали у ног своих владетелей. В то время, когда все были мучимы таким страшным бедствием, показалась вода той реки, которую так искали и так страстно желали. Все бросились к тому месту, и в толпе, бежавшей вдруг, каждый старался опередить другого; никто не обнаружил умеренности, и множество людей и животных пострадало и, наконец, погибло от излишества в утолении жажды».
Один отряд крестоносцев отделился от главных сил и направился по извилистым горным тропинкам. Вскоре обнаружился острый недостаток съестных припасов. «Лошади, лишённые корма, с трудом передвигали ноги и не могли на себе нести всадников. Но горы остались, наконец, позади. Главные вожди разбили свои палатки на хорошем месте, среди лугов. Утвердившись там, сложив своё оружие и добычу и видя перед собой лес, наполненный дичью, они взяли свои луки и колчаны, подпоясались мечом и отправились искать дичи, пустив вперёд своих собак».
Так рыцарские ополчения совершали свой путь на восток, в Сирию и Палестину.