Багдадский халифат
После низвержения Омейядов к власти пришла другая арабская династия — Аббасиды. Почти все представители многочисленной фамилии Омейядов были уничтожены по распоряжению нового халифа; только очень немногие из них спаслись. Были вскрыты гробницы бывших омейядских халифов, их останки (в виде черепов, костей и праха) были извлечены наружу и сожжены, а пепел развеян по ветру. Труп халифа Хишама, который хорошо сохранился, били кнутом, а затем сожгли на костре.
Аббасиды, которые захватили халифский престол вследствие того, что среднеазиатские и иранские повстанцы уничтожили власть прежних халифов, не могли уже опираться только на арабские племена.
Вооружённой опорой первых аббасидских халифов стало наёмное войско, состоявшее из иранских, берберских и иных отрядов. Организатором халифата Аббасидов явился второй халиф этой династии Мансур (754—775), который в 762 г. основал Багдад на берегах реки Тигра и сделал его столицей халифата. По названию столицы халифат обычно называют Багдадским. Багдад был расположен недалеко от Ктесифона, который был столицей Иранского государства до завоевания его арабами. Строительство Багдада вызвало окончательное разрушение Ктесифона: жители новой столицы брали материал для построек, разрушая здания прежней, иранской столицы.
Мансур был деятельным, хитрым и коварным деспотом. Он вероломно убил Абу-Муслима, так как опасался, что этот выходец из простого народа ограничит его халифское самодержавие. Он не доверял арабам, которые с падением Омейядов утратили своё преобладающее положение в халифате. Он окружил себя наёмной гвардией, которая защищала халифа от его подданных.
Он управлял халифатом в тесном сотрудничестве с иранскими феодалами, которых он назначал на высшие военные и гражданские должности. При этом халифе была учреждена должность везира, которой не было при Омейядах, но она существовала при иранских царях Сасанидах, до завоевания Ирана арабами. Везир был первым сановником в халифате: он назначал командующих армиями и правителей областей, принимал иностранных послов и отправлял посольства за границу, а главное — осуществлял верховное наблюдение за сбором податей, налогов и пошлин. Высший в государстве пост везира занимали при первых аббасидских халифах представители фамилии Бармекидов, иранские крупные землевладельцы, потомки жрецов.
Своего наибольшего могущества Багдадский халифат достиг в правление халифа Харуна ар-Рашида (786—809). Этот халиф приобрёл очень большую известность и популярность в Европе, главным образом благодаря арабским сказкам «Тысяча и одна ночь». В этом сборнике индо-иранских сказок, переработанных арабами, даётся ложный образ Харуна: он изображён в виде государя, который всемерно заботится о благосостоянии своих подданных, ради них пренебрегает сном и покоем, ночью ходит по безлюдным улицам Багдада, чтобы лучше знать, как живёт простой народ. На самом же деле Харун был жестоким, вероломным и капризным деспотом, которого простой народ имел все основания ненавидеть. Харун боялся своих подданных, редко показывался в Багдаде, так как трудящееся население столицы приходило в состояние крайнего раздражения, когда видело халифа, громко жаловалось на притеснения правителей, на взяточничество судей, на безобразия, творимые полицейскими и солдатами. В большом портовом городе Басре гвардейцы Харуна всю ночь отбивали нападения городских и окрестных жителей на дворец, в котором, проездом через этот город, остановился халиф. Конечно, жители стремились ворваться в помещение, где ночевал халиф, не для того, чтобы выразить верноподданнические чувства своему повелителю, а для того, чтобы расправиться с ним. Во многих населённых пунктах местные жители встречали представителей халифа градом камней.
Харун стремился укрепить свою личную власть, он с завистью и раздражением смотрел из окон своего дворца на огромную толпу просителей и жалобщиков, собиравшуюся по утрам у входа в великолепный дворец Бармекидов — всесильных везиров. Между тем у дверей халифского дворца уныло сидели скучающие привратники, которым никто не предлагал взятки за допуск к халифу. Халиф видел, что многие его надменные придворные, высокомерные военачальники и льстивые поэты идут не к нему, халифу, а к его всемогущему везиру. Но до поры до времени Харун, опасаясь возбудить против себя влиятельных иранских феодалов, лицемерил, прикидывался другом везира. Когда же оказалось возможным нанести везиру смертельный удар, Харун не проявил колебания. Он приказал арестовать, бросить в подземную тюрьму, а потом казнить семью везиров Бармекидов, которые были фактическими правителями халифата и оттеснили халифа на второй план.
Слава о могуществе и богатстве багдадского халифа Харуна ар-Рашида распространилась далеко за пределы обширного халифата: его имя было известно и в Европе, и в Индии, и в Китае. Впоследствии сложилась легенда о посольстве, якобы отправленном этим знаменитым халифом ко двору франкского императора Карла Великого. Рассказывали даже о диковинных подарках, которые будто бы прислал халиф императору. В действительности же один предприимчивый восточный купец выдал себя за халифского посла и в доказательство представил не верительные грамоты, а живого слона, которого он привёз из Африки в Италию. Вообще распространителями сведений о халифате были восточные купцы, которые ездили торговать как в Западную Европу, так и на Дальний Восток. Некоторые из них выдавали себя за послов, чтобы не платить пошлин и пользоваться другими преимуществами.
Халиф и его родственники, многочисленные придворные, военачальники и высшее духовенство могли жить в роскоши и безделии, потому что на них неустанно трудились угнетённые массы крестьян, ремесленников и рабов. Эти неутомимые труженики всю свою жизнь проводили в тяжёлом, подневольном труде. Но плоды своего труда они были вынуждены отдавать тем, кто имел власть.
Положение крестьян под властью Аббасидов становилось всё более тяжёлым. Сначала они платили в халифскую казну значительную часть (обычно половину) урожая. Затем правительство халифов потребовало, чтобы они платили поземельные подати в зависимости от размера посевной площади. Правительство не интересовалось, что уродится на полях крестьян: будет хороший урожай или будет недород, всё равно с крестьян взыщут ту подать, какая полагается, исходя из размеров засеянной ими площади. Далее подати стали взимать не натурой (т. е. зерном, финиками, растительным маслом, льном и т. п.), а деньгами. От такого перехода к денежной форме податей выигрывала казна и проигрывали крестьяне. Ведь чтобы иметь деньги на уплату податей, каждый крестьянин должен был часть урожая продавать на базаре; другую часть он оставлял себе, чтобы прокормиться с семьёй до нового урожая. Положим, что крестьянин собрал богатый урожай, навьючил своего терпеливого осла мешками с зерном, корзинами с финиками и повёз их на базар. Но на базаре в урожайный год много разных продуктов, и покупатель-горожанин не спешит делать запас на зиму, так как знает, что продукты ещё подешевеют. Крестьянин не может ждать, так как знает, что скоро явится к нему неприятный посетитель — сборщик податей — и властно потребует уплатить подати деньгами; своё требование назойливый и наглый сборщик непременно будет сопровождать угрозами и ругательствами. Да и разум подсказывает крестьянину, что надо продавать свой урожай по низкой цене, а то, пожалуй, цены будут ещё более низкими. Таким образом, и обильный урожай не на радость крестьянину: собрал на поле много, но и продавать приходится много, чтобы уплатить подать; а себе с семьёй опять осталось мало. А то подул суховей, нанёс тучи мелкого песка на поля и в оросительные каналы, или налетела и всё пожрала саранча. Нависла угроза голода, цены на хлеб и другие продукты стоят высокие, но крестьянину почти нечего или совершенно нечего продавать. Тогда неумолимый сборщик податей забирает домашний скот, птицу, а обобранный крестьянин ещё остаётся должен в казну часть податей.
Так жили очень многие крестьяне в царствование Харуна ар-Рашида, которое придворные историки, интересовавшиеся жизнью только господствующих классов, считали одним из наиболее блестящих периодов в истории Востока. При сыновьях Харуна — халифах Амине (8,09—813) и Мамуне (813—833) — положение трудящихся масс ухудшилось. Братья повели между собою борьбу за власть.
Войско Мамуна двинулось из Хорасана на Багдад и осадило его. Амин, пытаясь бежать из осаждённой столицы, был убит ночью при переправе через Тигр. Эта междоусобная война причинила дополнительные бедствия населению: проходящие войска для, мирных жителей были немногим лучше саранчи.
Халиф Мамун понимал, что халифату грозят сильные потрясения, так как крестьяне и трудящиеся горожане начали выступать на борьбу за свои человеческие права. Когда такие выступления приняли угрожающие размеры, он даже пытался ограничить непосильную для крестьян эксплуатацию, правда, весьма незначительно, что не дало крестьянам никакого облегчения. Мощное крестьянское восстание, которое поддержали трудящиеся городов, развернулось в Азербайджане и в Армении под предводительством Бабека. Этот выдающийся человек, которого азербайджанцы справедливо считают своим национальным героем успешно руководил крестьянскими массами, которые более 20 лет (816—837) самоотверженно боролись с халифскими войсками.
Он вступил в сношения с византийским императором, и умело использовал длительную вражду между Византией и халифатом. Когда большая часть халифского войска бывала направлена против повстанцев, Бабек сообщал об этом в Константинополь. Тогда византийское военное командование, желая воспользоваться удобным случаем и пограбить на вражеской территории, направляло своё войско в пределы халифата. Вторжение византийского войска отвлекало халифские вооружённые силы от борьбы с азербайджанскими повстанцами. Эти повстанцы вели длительную и упорную борьбу, чтобы освободиться от власти халифа и феодалов, которые угнетали и обирали крестьян. Они стремились восстановить старую свободную земледельческую крестьянскую общину, хотели жить свободными и счастливыми: не платить податей, не подчиняться властям, которые грабили народ. Но халиф и феодалы располагали многочисленными, хорошо вооружёнными и обученными войсками, которым и удалось подавить восстание.
Бабек был предательски захвачен одним феодалом, выдан халифу и, после мучительных пыток, распят на кресте, как государственный преступник.
В том же столетии произошло крупное восстание другого угнетенного класса — рабов. Это были рабы-африканцы, которых привозили в Багдадский халифат с острова Занзибара, находящегося у восточных берегов Африки. На этом острове имелся большой невольничий рынок, и корабли арабских и персидских работорговцев, набитые рабами, приходили к пристани Басры. В окрестностях этого города, в землянках и в подземельях, всегда содержались тысячи чернокожих рабов, которых покупали купцы из разных стран. Многие из рабов попадали в болота южного Ирака, где их заставляли рыть каналы и тем превращать болота в поля, пригодные для земледельческой культуры. На берегах Персидского залива эти рабы очищали почву от покрова соли и тем делали её пригодной для обработки. В соседней иранской провинции Хузистане эти африканские рабы трудились на плантациях хлопчатника и сахарного тростника. Эти рабы были известны под именем зинджи. Они страдали и погибали от непосильного труда при плохом питании, от болотной лихорадки и от зверского обращения надсмотрщиков.
В 869 г. в окрестностях Басры началось восстание рабов. Они разбивали оковы, убивали жестоких надсмотрщиков, собирались в отряды, захватывали оружие. Восстание быстро распространилось на южный Ирак, затем перекинулось в Хузистан. Оно сразу же приняло широкие размеры, так как восставшие рабы получили деятельную поддержку со стороны местных крестьян и бедуинов. Трудящееся население некоторых городов тоже примкнуло к восставшим. Так, жители Ахваза, главного города Хузистана, открыли городские ворота зинджам, когда они подошли к городу. Затем зинджи штурмом взяли Басру и другие города южного Ирака. Через несколько лет зинджи образовали своё государство на территориях, охваченных восстанием. Предводитель восстания Али ибн-Мухаммед стал именоваться халифом, чеканил монету со своим именем, приказал молиться за него в мечетях, как за государя. Только в упорной борьбе войска багдадского халифа сломили сопротивление зинджей. В 833 г., после трёхлетней осады' была взята Мухтара, главный опорный пункт восставших. К ногам главнокомандующего халифскими войсками была брошена голова Али ибн-Мухаммеда, который пал, защищая эту крепость рабов.
Восстания крестьян и рабов способствовали освобождению народов, находившихся под властью арабов. К X в. багдадский халиф владел только Багдадом и его окрестностями. Но лишившись политической власти, багдадские халифы сохранили своё положение и значение мусульманских первосвященников.
Династия багдадских Аббасидов прекратила своё существование только в 1258 г., когда Багдад был взят и разграблен монголами.
АРАБСКАЯ КУЛЬТУРА
Под названием«арабская культура» мы понимаем культуру, которая создана самими арабами. Раньше это название неправильно распространяли на многие культуры, созданные различными средневековыми народами Востока, которые исповедовали ислам и временно попали под арабское владычество.
Арабы-завоеватели, в VII—VIII вв. подчинившие своей власти многие цивилизованные народы в Азии, Африке и Европе, сделали свой язык языком государственного управления. Завоеватели и их потомки, пользовавшиеся, неограниченной властью над покорённым населением, говорили с ним только на арабском языке. При таком положении ученые и писатели из среды народов, покорённых арабами, стали пользоваться арабским языком в науке и литературе. Арабский язык усиленно изучали феодалы и горожане, которые поступили на службу к арабам или обслуживали арабов и приняли ислам как религию завоевателей и повелителей.
Арабский язык, на котором написан Коран и другие произведения мусульманской религиозной литературы, распространялся вместе с исламом. Все верующие мусульмане (как арабы, так и не-арабы) считали арабский язык священным языком самого бога-аллаха, так как Коран они признавали «словом божиим», смотрели нa Kоран не как на обыкновенное произведение арабской литературы, а как на книгу, которая, находилась в готовом виде где-то у аллаха ещё до появления земли и людей.
Так, в средние века в странах распространения ислама арабский язык вытеснил некоторые местные языки. Деятели высоких культур, развивавшихся у народов Средней Азии и Кавказа, а также писатели и учёные из числа персов, сирийцев (арамейцев), коптов, евреев, берберов, вестготов и других цивилизованных народов, подпав под господство арабов, восприняли арабский язык в качестве языка художественной, научной, философской и богословской литературы. В школах преподавание велось тоже на арабском языке. В большинстве стран Ближнего и Среднего Востока этот язык приобрёл большее значение, чем, например, латинский язык в средневековой Западной Европе, потому что на латинском языке никто не говорил, и он употреблялся в средние века как язык грамот и документов, хроник и учёных сочинений, тогда как арабский язык на Востоке, кроме этого, был живым разговорным языком.
Следовательно, арабский язык являлся выразителем различных средневековых восточных культур и литератур. Арабская культура, созданная арабами была только одной из этих культур. Совершенно неправильно включать в арабскую культуру то богатое культурное наследство, которое получили от своих предков. Например, узбеки, таджики, азербайджанцы и другие советские и зарубежные народы, только на том основании, что эти предки писали на арабском языке. Важно, кто был деятелем культуры, к какому народу он принадлежал, среди какого и для какого народа он действовал, а не то, на каком языке он писал свои художественные произведения или научные труды. Поэтому современные советские учёные вполне правильно и справедливо относят культурные достижения не-арабов (хотя они и написаны на арабском языке) к истории культур тех народов, которые создали те или иные произведения науки и искусства. А в содержание арабской культуры наши учёные включают всё то, что по праву принадлежит арабам, т. е. то, что создано самими арабами в области культуры.
Уже в древности, в I тысячелетии до н. э., у арабов была своеобразная и высокая культура. Эту древнеарабскую культуру создало население Йемена и сопредельных областей южной Аравии. Это оседлое население, занимавшееся земледелием, садоводством, ремёслами и торговлей, говорило на особом языке, родственном арабскому языку. Оно выработало свою буквенную письменность и оставило нам немало надписей на скалах, на стенах дворцов и храмов, на гробницах, а также различные записи и документы, написанные на камнях и на металлических табличках. Но эта высокая культура оказала только слабое влияние на кочевников, которые составляли подавляющее большинство населения Аравийского полуострова. В первые века н. э. культура Южной Аравии пришла в состояние полного упадка: площадь обрабатываемых земель сократилась, многие здания превратились в развалины, часть населения ушла на север; осталось очень мало людей, которые могли прочитать старинные надписи. Местное население забыло дела и достижения своих культурных предков и о прошлом своей страны рассказывало только легенды и сказки.
В северной Аравии, у границ Сирийской пустыни, арабы подвергались влиянию своих цивилизованных соседей — греков, арамейцев и персов. От первых веков н. э. сохранились остатки высокой культуры, в создании которой принимали участие северные арабы. До сих пор взоры путешественника привлекают и чаруют величественные развалины таких великолепных городов, как Петра и Пальмира. Первый из них (его развалины находятся на территории современной Трансиордании) был естественной горной крепостью, и его жители высекали свои жилища в скалах и украшали их красивыми фасадами со стройными колоннами.
Второй город был расположен в цветущем оазисе, между Дамаском и Евфратом. Через Пальмиру пролегали караванные пути, и её предприимчивое и культурное население получало большие прибыли от караванной торговли. Высокая культура Пальмиры, о которой свидетельствуют величественные развалины и надписи на них, была создана арамейцами, но в создании этой культуры принимали участие и арабы, которые господствовали над пальмирским населением. Но большинство арабов не только в древности, но и в раннем средневековье было ещё варварами. Только в VI—VII вв. н. э. основное население Аравии начало вступать в стадию цивилизации. В таких городах, как Мекка, появилась письменность, но грамотные люди встречались крайне редко. Когда вскоре после смерти Мухаммеда появилась потребность записать Коран, то, как гласит предание, для этой цели могли использовать в качестве материала плоские кирпичики, черенки пальмовых листьев и верблюжьи лопаточные кости.
Когда арабы завоевали в VII—VIII вв. обширные страны, они по уровню своего культурного развития стояли неизмеримо ниже покорённых ими цивилизованных народов. В практичных головах завоевателей не было таких научных знаний, какими обладали древние греки. Даже наиболее умственно развитые арабы полагали, что земля является плоской поверхностью. На ней, по их невежественным представлениям, поставлены горы, чтобы она не колебалась, когда проходят толпы людей или стада верблюдов. Солнце, луну и звезды они проставляли себе чем-то вроде фонарей или ламп, которые прикреплены к твёрдому небесному своду для освещения земли. Конечно, они не имели никакого представления о различии между звёздами и планетами. Не все рядовые арабы умели считать до тысячи, и многие из них были уверены, что свыше тысячи нет числа.
Но среди арабов было немало любознательных людей, которые хотели и могли учиться. Им очень помогло то, что покорённые народы должны были воспринимать язык завоевателей. Учёные и писатели из среды этих народов стали писать свои сочинения на арабском языке. Благодаря этому арабы получили возможность изучать на своём родном языке достижения более высоких культур, созданных покорёнными народами. И они оказались весьма восприимчивыми к знанию. Из числа самих арабов первыми деятелями арабской культуры в арабском халифате выступили сирийские арабы, которые еще до арабских завоеваний были знакомы с развитой культурой Византии. Да и в самой Сирии и Палестине, которые до завоевания их арабами входили в состав Византийской империи, была развита высокая культура. Эта культура оказала сильное влияние уже на блйжайших потомков арабов-завоевателей, была воспринята ими, наряду с культурами, других цивилизованных народов, подпавших под господство арабов. В период правления Омейядов (661—750) сирийцы и сирийские греки создали замечательные памятники архитектуры. В старинном городе Дамаске, столице омейядского халифата, высился дворец халифов и мечеть, перестроенная в начале VIII в. из христианского храма. Древний Иерусалим был украшен двумя величественными мечетями, которые построили искусные сирийские и греческие мастера. Равным образом благодаря искусству и знаниям покорённых народов омейядские халифы могли наслаждаться комфортом в построенных для них дворцах в пустыне. Это были Каср аль-Хейр и Мшатта, великолепные здания с фасадами, украшенными каменной резьбой, с живописью на стенах внутренних покоев и бани. Арабская аристократия жила в великолепных дворцах, которые были построены по планам местных архитекторов и украшены местными художниками. Мечети воздвигались по приказу арабских правителей, чтобы воздействовать на покорённое население, внушить ему мысль о могуществе и непобедимости ислама.
Скульптура в странах, завоёванных арабами, пришла в упадок. Завоеватели обычно разбивали скульптурные изображения людей, считая эти изображения идолами, а ислам строго запрещал не только поклоняться идолам, но и просто смотреть на них.
Оросительные сооружения, моста и дороги тоже строило покорённое население под руководством местных специалистов.
Поселившись в цивилизованных странах, арабы долго не забывали песчаной Аравии, в которой кочевали их отцы и деды. Живя в шумных городах или в военных лагерях, окружённых садами и возделанными полями, арабские завоеватели и их ближайшие потомки особенно охотно и внимательно слушали произведения поэтов, живших ещё до ислама. В их воображении возникали знакомые и родные картины: пустыня, подобная бурному песчаному морю, или горная местность, похожая на окаменевший океан, пастбища, покрытые редкой травой и низкорослым кустарником, стада терпеливых и выносливых верблюдов, пленительные миражи, возникающие под раскалённым свинцовым небом, купы пальм, оазис, где можно найти воду и финики. Арабские поэты и после завоеваний, где-нибудь в городах Сирии и Ирака, продолжали изображать в своих стихотворениях бедуинские кочевья, переезд на верблюдах с одного пастбища на другое, пепел костра, развеваемый ветром на месте покинутого становища кочевников. Угождая вкусу своих повелителей, придворные поэты воспевали во дворцах и садах Дамаска быт и нравы аравийских кочевников. Омейядские халифы любили слушать в часы досуга чудесные рассказы из далёкой арабской старины. Они приглашали в свои дворцы велеречивых сказителей арабских былин и преданий, в которых выступали бесстрашные витязи, скакавшие ночью на породистых конях по аравийским просторам, о злых духах пустыни, подстерегавших одинокого путника, о властолюбивых правителях и хитрых судьях древнего Йемена, о южноаравийской царице, которая поклонялась солнцу, но мудрая птица удод, посланная еврейским царём Соломоном, заслонила своим телом первые утренние солнечные лучи, проникавшие через узкое окно дворца царицы, и эта поклонница солнца проспала, не могла совершить подобающего поклонения небесному светилу при его восходе, вследствие чего обратилась в «истинную веру» (может быть, даже в ислам). Подобные наивные сказания заменяли арабам точное знание их прошлого, так как историю писать они ещё не умели. Наряду с этим распространялись рассказы о деяниях пророка Мухаммеда и о первых арабских халифах. Эти рассказы часто походили на забавные анекдоты, ставили своей целью возвеличить «основателя ислама», возвысить его над другими вероучителями, представить его в виде чудотворца.
В Багдадском халифате в VIII—X вв. создались благоприятные условия для дальнейшего развития культуры. Ко времени возникновения династии Аббасидов и образования Багдадского халифата очень значительная часть населения этого обширного государства уже обратилась в ислам, — стала мусульманами. Арабский язык, который уже при Омейядах был объявлен государственным языком, стал языком не только государственного управления, но также литературы и науки. Феодалы, и богатые горожане, государственные служащие и духовенство обычно получали образование на арабском языке и пользовались им как орудием культуры. Эти люди, которые обладали властью, деньгами и знаниями, в большинстве своём были не арабы, а персы, таджики, сирийцы, хорезмийцы, греки, евреи и выходцы из других цивилизованных народов, составлявших численно преобладающее количество населения халифата. Во дворце аббасидских халифов в пёстрой толпе придворных преобладали не-арабы, но они говорили по-арабски, а те из них, которые интересовались литературой или науками, читали у себя дома арабские рукописи; их дети старательно изучали правила арабской грамматики, упражнялись в правописании, чтобы научиться писать грамотно и красиво, учились быстро считать, овладевали четырьмя арифметическими действиями. Наиболее способные учились декламировать арабские стихи, одолевали начала геометрии и астрономии. Наряду с такими полезными знаниями свежие головы мальчиков забивали разным религиозным хламом: заставляли зубрить Коран, точно запоминать нелепые выдумки из «жития пророка Мухаммеда», рассказы о чудесах, которых, в действительности, он никогда не совершал. Ленивых и рассеянных учеников (которые во время уроков, например, внимательно следили за полётом мух в комнате или напряжённо прислушивались к звукам, доносившимся с улицы, со двора или из сада) домашние или школьные учителя подбодряли шлепками и подзатыльниками. Родители, желая всяческих благ своим сыновьям, особенно ценили таких учителей, которые не боялись обломать себе руки о головы и спины учеников. Ведь надо было хорошо знать арабский язык, чтобы сделать карьеру при дворе или на службе. При таком положении, когда все образованные люди пользовались только арабским языком, иногда бывает очень трудно отделить явления арабской культуры от арабоязычных культур, созданных не-арабскими народами Багдадского халифата.
Не подлежит сомнению, что развитие земледелия, скотоводства и ремёсел в Багдадском халифате было результатом упорного труда многих народов, в том числе и арабов, но не одних арабов. В большинстве стран Востока земледелие возможно только при условии искусственного орошения. Чтобы собрать урожай, чтобы нежные всходы хлебов и иных растений не выжгло палящее солнце, надо подавать воду на поля, в сады, виноградники и пальмовые рощи. Эта вода, дающая жизнь растениям, течёт из рек, озёр или искусственных водоёмов по сложной сети каналов. Эти каналы провели земледельцы и регулярно чистили их, выбрасывая лопатами ил и песок, которые осели на дне и стенках каналов. Арабская пословица гласит: где кончается вода, там кончается земля. Это значит, что земля, не орошённая водой, остаётся бесплодной, зерно, брошенное в сухую землю, не пр6растает, а засыхает и погибает. Рассчитывать на выпадение «воды неба», т. е. дождя, бесполезно: в одних восточных странах дожди идут исключительно редко, а в других они выпадают в виде грозовых ливней, которые больше размывают, чем орошают почву. Поэтому правительства в странах Востока, как правило, заставляли земледельцев копать и чистить каналы. Восточные правители понимали, что с неорошённых полей не соберёшь урожая, а если не будет урожая, то деревенским труженикам не будет возможности платить подати, т. е. содержать своих правителей. Основная провинция Багдадского халифата Ирак, в которой находилась столица халифата Багдад, была очень плодородной земледельческой страной. Эту страну, в которой возделанные поля перемежались с садами и пальмовыми рощами, орошали многоводные реки Тигр и Евфрат. Ещё в древности о сказочном плодородии этого Междуречья ходили невероятные рассказы. Например, говорили, будто бы деревянный посох, который оставлял путник воткнутым в землю, через некоторое время пускал корни, рос, выбрасывая ветви, и покрывался листвой, а затем цвёл и приносил плоды. Но исключительно плодородная почва Ирака вознаграждала труд земледельца только в том случае, если она была искусственно орошена.
В правление первых аббасидских халифов (во второй половине VIII в. и в начале IX в.) оросительная система была значительно расширена. По приказу халифов и назначенных ими правителей местные земледельцы и рабы, привезённые из других стран, восстанавливали старые, заброшенные каналы и проводили новые, осушая болота и оживляя мёртвые пески. На орошённой земле сеяли ячмень и пшеницу, заливали водой посевы риса, разводили сахарный тростник, хлопок и лён, сажали кусты винограда, выращивали финиковые пальмы. Для подачи воды из рек и каналов пользовались большими оросительными колёсами. К деревянным ободам этих колёс привязывались кожаные или глиняные сосуды. На быка, буйвола или верблюда (а то и на пару этих животных) одевали сбрую, кончавшуюся верёвкой, привязанной к этому колесу, а само колесо могло вращаться на оси, положенной на одном или двух столбах. Двигаясь вперёд, животные (а иногда и люди, если не было животных) вращали колесо, которое было поставлено у самой воды. При вращении колеса каждый сосуд черпал воду, поднимался на колесе вверх, затем опускался и опрокидывался, выливая воду в канавку или жолоб, откуда она бежала на поле. Применялось и другое, ещё более простое приспособление — шадуф. Он был хорошо известен в Египте ещё во времена фараонов и напоминал журавля, посредством которого и у нас раньше добывали воду из колодцев. Это был толстый шест, вращавшийся на столбе, врытом в землю. Ведром, прикреплённым к концу шеста, черпали воду из реки или канала и выливали её на поле.
Особенно плодороден и густо населён был южный Ирак, область, прилегающая к Персидскому заливу. Эту область арабы называли Севад, что значит чернозём. В южном Севаде, там, где две великие реки Тигр и Евфрат сливаются в одно русло Шатт-эль-араб («берег арабов»), сама река, без участия человека, ежедневно орошала сады и пальмовые рощи. Это происходило вследствие того, что во время прилива на Персидском заливе морская вода бурно вступала в Шатт-эль-араб. Тогда вода этой обильной реки, не имея выхода в море, широко разливалась, выходила из берегов и затопляла сады и рощи. Такое ежедневное наводнение не только орошало, но и удобряло сады и рощи, оставляя в них после отлива тонкий слой плодородного ила.
Трудолюбивые земледельцы и садоводы Севада разводили не только те растения, которые росли в их стране при их отцах и дедах. Они выращивали на своей родной почве различные диковинные плоды и овощи, семена которых привозили купцы из далёких заморских стран.
Огромные богатства собирали халифы со своих подданных, взимая подати как деньгами, так и натурой — сельскохозяйственными продуктами и изделиями ремесленников. Во второй половине VIII в. в багдадскую казну поступало ежегодно одними только деньгами (не считая натуральных податей) более 400 млн. дирхемов[8]. Более 30% этой громадной по тому времени суммы вносило в казну трудящееся население Севада.
Плодородию и высокому уровню земледельческой культуры Севада уступал даже славившийся своим земледелием Египет. Эта страна в долине Нила по плодородию стояла на втором месте в Багдадском халифате. Третье место занимала (в раннем средневековье) Андалусия, т. е. арабские владения на Пиренейском полуострове. Андалусия не входила в состав Багдадского халифата, находясь под властью независимой династии кордовских Омейядов, но в ней получила распространение и развитие арабская культура.
Многое из того, что производили земледельцы и скотоводы, служило сырьём для быстро развивавшихся ремёсел. Из хлопка, льна и шерсти искусные ремесленники выделывали лёгкие и прочные ткани, красильщики умело раскрашивали эти ткани растительными красками, которые добывались из сока, листьев, коры и корней различных растений. Хорошо умели ткать шерстяные и хлопчатобумажные материи из разноцветной пряжи, со вкусом подбирая цвета и выводя узоры. Сирия славилась шелководством, которое было введено в ней в VI в., т. е. незадолго до установления власти арабов. Здесь разводили шелковичных червей, откармливая их листьями тутовых деревьев. Размотав коконы, получали высокосортный шёлк-сырец, из которого искусные мастера выделывали шёлковые ткани и дорогую художественную парчу. Эта материя, сделанная из золотых, серебряных и шёлковых нитей, восхищала зрение своими сложными и красивыми рисунками, состоявшими из листьев, цветов или геометрических фигур. Но особенно высокого уровня достигло производство тканей в Египте, когда эта страна отделилась от Багдадского халифата и в ней стала господствовать династия Фатимидов (969—1171). В городах и местечках нильской дельты из египетского льна выделывали тонкие полотна. Эти полотна не только продавались на местных базарах, но и вывозились в азиатские и европейские страны. Египетские сукновалы выделывали добротные сукна, часть которых вывозилась в Западную Азию и находила покупателей даже в Иране. Специально для вывоза за границу изготовляли красные шерстяные ткани, подражая армянским тканям, так как эти ткани имели большой спрос на базарах азиатских -городов.
Искусные и трудолюбивые ткачи выделывали самые разнообразные ткани из волокнистых растений и из шерсти. В эти ткани одевались придворные, феодалы, высокопоставленные государственные служащие, высшее духовенство, богатые купцы. Но простой народ и в том числе сами ремесленники носили простую одежду из дешёвых хлопчатобумажных тканей. Создавая богатства другим, эти неутомимые труженики жили бедно, плохо питались и скромно одевались.
Наряду с текстильными ремёслами в Багдадском халифате получило большое развитие кожевенное производство. Многочисленные кожевники выработали совершенные способы и приёмы дубления кожи. Башмачники и сапожники изготовляли изящную обувь из сафьяна и других сортов выделанной кожи. Сидя в своих тесных лавках на городских базарах, они кроили, точали и вышивали туфли разноцветными шелками. На средневековом Востоке большинство ремесленников работало на базаpax, в тесных мастерских, и здесь же продавало свои изделия или принимало заказы. В больших городах, где были оживлённые базары, лавки-мастерские ремесленников одной специальности обычно были расположены, в ряд, образуя отдельную улочку. По соседству с рядом башмачников мог находиться ряд шорников, изготовлявших красивую сбрую, на которую прикрепляли металлические бляхи или пришивали разноцветные кисти. Седельники изготовляли сёдла для лошадей, верблюдов и ослов. Некоторые сёдла вышивали шелком или прикрепляли к ним узорчатые украшения и узкие пластинки из серебра, меди и выделанной кости, а то украшали седла самоцветными камнями и перламутром. Высокого совершенства достигли ремесленники в обработке металлов и в изготовлении металлических изделий. На весь мир прославились оружейники, изготовлявшие мечи, сабли, панцыри и шлемы. Холодное оружие из дамасской стали приобрело извёстность во многих странах. Выдающиеся качества дамасских мечей объясняли особым способом охлаждения металла. Мастер, вынув щипцами раскалённый клинок из горна, передавал его всаднику, который сидел верхом на лошади y дверей мастерской. Взяв клинок, зажатый в щипцах, всадник, не теряя ни секунды, пускал коня во весь опор, мчался, давая воздуху обтекать и охлаждать клинок.
Ремесленники-металлисты вырабатывали медные и оловянные блюда, чаши кубки и кувшины, изготовляли зеркала из полированного металла и многие другие изделия, вплоть до иголок. В базарном ряду медников стояли неумолкаемый грохот и звон, которые иногда заглушали не только крики людей, но и более громкий рёв верблюдов и ослов. Гораздо тише было в ряду степенных мастеров, изготовлявших посуду и украшения из благородных металлов. Золотые, серебряные и позолоченные блюда, чаши и кувшины изготовлялись для феодальной знати и для богачей, которые хвастались этой дорогой и художественно выполненной посудой. У рядовых же трудящихся, не говоря уже о бедняках, наличие простои металлической посуды считалось признаком зажиточности. Большинство населения пользовалось глиняной и деревянной посудой и тварью.
Большого развития достигли также ремёсла, связанные с изготовлением пищевых продуктов.
Кондитеры и пекари изготовляли различные сладкие и душистые лакомства, которые в большом количестве потребляли зажиточные слои городского населения. Разнообразные сласти делали из фруктовых и ягодных соков, на сахаре и мёде; в сладкие изделия из муки и фиников клали для вкуса и запаха тмин, анис, шафран, мак и восточные пряности. Очень вкусны были орехи, фисташки и миндаль, залитые сахаром или мёдом. В большом употреблении были различные прохладительные напитки, которым придавали приятный аромат, добавляя в них немного розового масла и другие пахучие вещества. Для охлаждения некоторых кушаний и напитков в Багдад, во Дворец халифов, доставляли чистый снег с Ливанских гор. Во время пышного паломничества, предпринятого халифом Харуном ар-Рашидом в Мекку для поклонения тамошним святыням, главная жена халифа могла освежаться холодными напитками и чем-то вроде мороженого, когда она проезжала по песчаным аравийским пустыням. Царствённых паломников сопровождали многочисленная свита, надёжная стража и сотни верблюдов с пищевыми припасами.
Из сахарного тростника получали сахарный песок, а из него путём прессования выделывали сахар. Такой сахар, однако, не выдерживал длительных перевозок: верблюжий караван, отправленный из Египта с сахаром, привозил в Сирию уже песок. Такое превращение вызывалось сотрясением и трением, которым подвергались тюки с сахаром в пути, а особенно на привалах, когда верблюдов развьючивали, а затем снова навьючивали. Поэтому в большем ходу сравнительно с сахаром были крепкие леденцы.
Особенно много сластей поглощали женщины из господствующих классов, которые, постоянно пребывая в безделье, жевали, сосали и грызли различные сласти как дома, так и в гостях и даже в бане. Но жизнь трудящегося населения была далеко не сладкой. Лучшим лакомством для детей простого народа служили куски сырого сахарного тростника, да и это дешёвое лакомство доставалось им очень редко.
Многочисленные искусные ремесленники в Багдадском халифате работали не только для удовлетворения местного населения, но и на вывоз. Купцы халифата перевозили продукты земледелия и ремесленной промышленности из области в область, из страны в страну. В одной области они покупали те продукты, которые были в ней в изобилии и стояли дешево, и продавали эти продукты в других областях, где в них нуждались и где за них платили высокие цены. Наиболее смелые и предприимчивые купцы, в жадной погоне за крупными барышами, ездили в Восточную и Западную Европу. Они вывозили из халифата пёстрые шелка и златотканную парчу, тонкие полотна и яркие ковры, оружие и металлическую посуду, благовония, пряности и лечебные снадобья. Они вели длинные караваны верблюдов или отважно пускались на кораблях по бурным морям к далёким чужеземным берегам. Торговые путешествия оборотистого и хитроумного купца Синдбада, разукрашенные в сказках «1001 ночи» волшебным вымыслом самых невероятных приключений, отражают действительные странствования купцов-корабельщиков по островам Индийского океана.
Уже в VIII в. арабские и персидские купцы хорошо знали морские пути в южный Китай, ездили в эту далёкую страну на китайских джонках и на своих кораблях из Басры и из других портовых городов халифата. В китайском городе Кантоне иноземные купцы-мусульмане, подданные арабского халифа, составляли население целого квартала, в котором они имели свою мечеть и своего судью. В 758 г. кантонцы восстали против несправедливых властей, и китайский император направил своих персидских наёмников для подавления восстания. Эти наёмники, ворвавшись в большой и богатый город, стали грабить и бесчинствовать. Жившие в этом городе купцы из халифата присоединились к грабителям, поджигали дома, магазины и склады, а затем бежали на кораблях морем, увезя к себе на родину большое количество награбленной добычи. Позднее можно было встретить купцов из халифата в их поселении под Шанхаем, а иногда они совершали торговые поездки во внутренние области Китая. Из этой цивилизованной страны, всегда славившейся исключительной сноровкой своих ремесленников, арабские купцы вывозили шёлк, металлические изделия, фарфор, фаянс и бумагу. Эти ценные товары они с большой прибылью продавали на базарах в Багдаде, и в других торговых городах халифата или вывозили их в северные и западные страны.
Развитие ремёсел и торговли способствовало росту городов. Большие города в Багдадском халифате были не только административными центрами и крепостями, но и важными ремесленными и торговыми пунктами. На первом месте по по своим размерам и значению стоял Багдад, столица халифата при Аббасидах. Этот город был заложен в 762 г. Мансуром, вторым аббасидским халифом. Четыре года напряжённо трудились искусные и опытные мастера — строители, художники и целая армия каменщиков, кирпичников, землекопов, носильщиков и возчиков, которых пригнали из разных областей и городов. В результате их неустанного труда на правом берегу Тигра вырос великолепный «круглый город». Так называли Багдад, потому что первоначально он представлял собою правильный круг; обнесённый кирпичной стеной. 3а этой стеной, окружавшей центральную часть города, был построен величественный дворец халифа, который обычно называли «Зелёным куполом», так как над тронным залом возвышался массивный купол, покрытый зелёной черепицей. По соседству с дворцом находились главная мечеть, правительственные здания, великолепные жилища родственников и приближённых халифа, а также казармы халифской гвардии. Параллельно этой стене, на значительном расстоянии от неё, была построена вторая стена, а отступив от неё ещё на значительное расстояние, проходила третья, наружная стена, за которой был выкопан широкий и глубокий ров, наполненный водой. Купцы, ремесленники, люди разных профессий и люди без профессий поселились между стенами. Дома, лачуги и хибарки стояли по обеим сторонам узких и кривых улиц, переулков и тупиков. В нижней части внутренней стороны городских стен были сделаны помещения с кирпичным полом и сводчатым потолком. В этих помещениях сидели торговцы среди своих товаров и работали ремесленники. Помимо этих торгово-ремесленных рядов имелись в разных частях города базары, мечети и бани. Трудящееся население Багдада, среди которого было много бедняков, нищих и людей, не имевших постоянного заработка, нередко волновалось и восставало, предъявляя халифу законные требования об улучшении своего положения. Халифы боялись своих подданных и не особенно надеялись на крепость стен центральной части города, где высился их дворец. Поэтому уже Мансур, всего через несколько лет после того как город был построен, приказал выселить большую часть ремесленников и мелких торговцев за наружную стену города. Согласно распоряжению халифа, базару мясников было отведено место, подальше даже от наружной стены. Халифу приписывали суждение, что мясники — отчаянные и безрассудные люди, а в руках у них — острое железо. Выселенные из Багдада образовали многолюдный и шумный пригород, в котором трудовая жизнь била ключом. Не менее оживлённым вскоре стал район пристани на берегу Тигра. Сюда приставало множество судов, барок и лодок, на которых прибывали самые разнообразные грузы со всех концов известного тогда света. Здесь можно было купить изящный китайский фарфоровый чайный сервиз, тонкий, как паутина, индийский шёлк, обезьяну или попугая из Африки и привезённого вместе с ними чернокожего раба, бирюзу из Ирана, янтарь с берегов Балтийского моря и превосходный соболий мех из «страны руссов», т. е. восточных славян.
Развитие земледелия (на основе искусственного орошения), ремёсел и искусств, а также внутренней и внешней торговли вызвало развитие различных наук и художественной литературы. Арабы, установив своё господство над цивилизованными народами, очень скоро стали испытывать на себе влияние более развитой экономики и более высокой культуры этих народов. Среди арабов нашлось немало умных и способных людей, которые понимали великое значение образования и культуры, стали учиться у покорённых народов, а затем выдвинули из своей среды выдающихся деятелей культуры. Арабская наука создалась под непосредственным влиянием тех научных знаний, которые арабы восприняли от греков, сирийцев, персов, индийцев, хорезмийцев, и развивалась в тесном взаимодействии с научными достижениями этих культурных народов. Местом зарождения арабской науки можно считать Куфу и Басру, города, образовавшиеся из арабских военных лагерей. В этих многолюдных, оживлённых и шумных городах, наряду с арабами, жило и работало много ремесленников, торговцев, врачей, ветеринаров, архитекторов, худoжникoв, писцов, учителей и представителей интеллигентных профессий из коренного населения Ирака и Персии. Это коренное население не только обслуживало арабов, у которых были власть и деньги. Многие местные жители и их ближайшие потомки, обладая знаниями и опытом культурной жизни, являлись учителями арабов, передавали им богатое культурное наследство, полученное от предшествовавших поколений. Здесь начали разрабатывать арабскую филологию, т. е. науку об арабском языке, собирали произведения арабских поэтов, живших -ещё до возникновения ислама и при его возникновении, изучали устное народное творчество арабов-кочевников. В Басре, к пристаням которой причаливали прибывавшие из разных стран морские суда, накапливались также материалы для арабской географической науки. В Дамаске, при дворе омейядских халифов, развивалась арабская поэзия, в которой изображались аравийские просторы, свободная жизнь в шатрах, верблюды и пальмы. В Медине собирали, а нередко и просто измышляли рассказы о жизни и деятельности Мухаммеда, о деяниях арабов-завоевателей. Эти рассказы впоследствии восприняли арабские историки и включили их в свои исторические хроники. Наряду с этим уже в VIII в. арабы начали знакомиться с сочинениями древнегреческих медиков — с Галеном и Гиппократом, с астрономическими и географическими трудами Птолемея, с геометрией Эвклида. С этими древними учёными познакомили арабов образованные сирийцы и копты. Но арабам остались неизвестными произведения древнегреческих историков, они не знали ни Геродота, ни Фукидида. Равным образом арабы остались в неведении о содержании Илиады и Одиссеи, не изучали ни величественных трагедий Софокла, ни затейливых комедий Аристофана.
Особенно активно усваивали арабы достижения древнегреческой науки в IX в., после того как при халифе Мамуне (813—833) были переведены на арабский язык научные сочинения выдающихся древнегреческих медиков, математиков, астрономов и географов. Исключительная заслуга в деле ознакомления арабов с древнегреческой наукой принадлежит культурным сирийцам. Многие переводы на арабский язык были сделаны не прямо с греческого, а с сирийских переводов и не арабами, а сирийцами.
Сирийцы ещё за несколько веков до того как арабы стали изучать греческих учёных, стали учениками греков, перевели греческие научные сочинения на свой язык, сами проводили научные исследования и наблюдения. Поэтому арабы с помощью сирийцев могли усвоить не только древнегреческую науку, но и научные достижения сирийцев Особенно это следует сказать о медицине, которую сирийцы значительно развили после греков. Практическая медицина, т. е. лечение болезней, у сирийцев, а потом у арабов была тесно связана с научными занятиями по анатомии, физологии и зоологии.
Одновременно с усвоением греко-сирийской науки арабы знакомились с научными знаниями народов Индии и Средней Азии. Посредниками в этом деле выступали персы, которые также познакомили арабов со своей наукой и литературой. Так, арабам в IX—X вв. стали известны некоторые крупные достижения индийцев в области математики и астрономии. Перс Ибн-аль-Мукаффа ещё в VIII в. знакомил арабов с произведениями персидской литературы, переводя их на арабский язык. Большую известность среди арабских читателей получили переведённые им назидательные рассказы, собранные в книге «Калила и Димна», в основе которой лежат индийские «Басни Бидпая». Но этот выдающийся переводчик был казнён по приказу халифа Мансура за то, что доказывал культурное превосходство персов над арабами.
Арабы высоко ценили художественное слово, любили красивые выражения, удачные сравнения, меткие и колкие эпиграммы. Они восхищались поэтическими произведениями, с наслаждением слушали красочные рассказы о витязях-бедуинах и преданных им благородных конях или чудесные легенды о давно минувших днях. Вскоре после смерти Мухаммеда, стали распространяться рассказы о его жизни. В этих, рассказах историческая правда перемешивалась с вымыслом. Мединские знатоки и собиратели преданий о Мухаммеде и его сподвижниках записывали эти рассказы и располагали в последовательном порядке. Так составилась биография Мухаммеда. Это были первые произведения, заменявшие арабам историческую литературу. Появились особые сочинения, в которых были собраны предания о войнах и походах Мухаммеда, в которых якобы участвовали не только люди, но также ангелы и черти.
Первыми создателями арабской истории были персы, исповедовавшие ислам и писавшие по-арабски. Уже в IX в. среди них были такие выдающиеся историки, как перс Белазури, который написал книгу под заглавием «Завоевание стран», дающую общую историю арабских завоеваний. Эта книга — сочинение настоящего (и притом талантливого) историка, который не просто излагает исторические предания, а сопоставляет имеющиеся у него сведения, отбирает наиболее достоверные из них и всесторонне охватывает события прошлого. Он интересуется не только фактами политической и военной истории, но собирает сведения по экономике и общественным отношениям: говорит о податях и налогах, о положении трудящегося населения завоёванных стран. Особенную известность приобрёл в области арабской истории другой перс — Табари (умер в 923 г.). Проявляя исключительное трудолюбие, он собрал огромный исторический материал в своей многотомной «Истории пророков и царей». Это — свод всеобщей истории, как её понимали в то время. Сначала излагаются мифы о древнееврейских пророках, затем полулегендарная история персидских царей до арабских завоеваний, за этим следуют исторические сведения и легенды о Мухаммеде, затем история арабских завоеваний и история халифата. Табари более заботится о полноте, чем о достоверности собираемых им сведений. Он не смущаясь включает в свою «Историю» явно противоречивые сообщения об одном и том же событии. В подобных случаях он только добавляет: «бог лучше знает».
Младшим современником этого всеобъемлющего историка был другой широко известный историк Масуди (умер в 956 г.), который был арабом, уроженцем Багдада. Он прославился своей всеобщей историей «Золотые луга». В этом интересно и живо написанном многотомном сочинении Масуди даёт исключительно важные сведения (наряду с чудесными легендами и забавными анекдотами) не только о народах халифата, но и о других странах. Он проявляет живой интерес не только к истории известных ему народов, но и к их нравам и обычаям, к их верованиям, наукам, литературе и искусствам, одним словом, к их культуре в самом широком смысле этого слова.
Арабоязычные историки раннего средневековья считали, что воля аллаха заранее установила ход исторических событий. Эта вера в предопределение лишала их возможности искать, выявлять причины событий.
Критическое отношение к исламу зародилось не в истории, а в философии. Философия у арабов с самого её возникновения испытала влияние философских систем, которые были разработаны греками, сирийцами и индийцами. Первым крупным арабским философом был аль-Кинди (умер в 873 г.), который, придавая большое значение естественным наукам, пытался связать своё философское учение с естествознанием своего времени.
О дальнейшем развитии культуры в странах, подвластных арабам, как и о самой арабской культуре, мы расскажем дальше, когда перейдём к описанию более позднего времени.