Между прошлым и будущим: повседневность 1930-х годов в интерпретации современников
| В |
последнее десятилетие ХХ века российские ученые получили уникальную возможность объективного изучения прошлого. Особенно значимы происходящие изменения для исследователей советской истории, поскольку ранее именно этот исторический период являлся сферой влияния не науки, а идеологии. Ортодоксальная версия определяла не только концепцию, но и направления конкретно-исторических исследований. Самым трагическим последствием политизации истории, согласно справедливому замечанию В.П. Булдакова, стало изъятие из предмета исследований человека с его земными страстями и иллюзорными надеждами.
Пережив в 1988-1990 гг. своеобразный “эвристический бум”, позволивший частично ретушировать “белые пятна” и лишь приоткрыть “тайные страницы” советской истории, наука и общественное сознание испытали эмоционально-психологический шок. В итоге — желание избавиться от трагедий XX века, обращение к историческим эпохам и личностям, позволявшим найти в прошлом основания для оптимизма в настоящем и будущем. Однако реальность настоятельно требовала научного осмысления и изучения советской истории, ибо в условиях социальных перемен в спектре настроений отчетливо проявились и неприятие инноваций, и ностальгия по социализму.
Всестороннее объективное изучение опыта несвободы в 1930-е годы должно помочь российскому обществу найти новые интегративные ценности, альтернативные идеалам коммунизма и национализма. Реконструкция частной жизни и поведения “маленьких людей”, их восприятие мира, в котором они творили свои судьбы, вписанные в контекст эпохи, поможет понять трагедию поколения 1930-х годов и предоставит возможность извлечь уроки ныне живущим. Особое значение имеет изучение уникального индивидуального опыта и смысла человеческого поведения, определенных мировосприятием, жизненными установками, идеологическим и культурным контекстом исторической ситуации, отличавшейся радикальным отрицанием прошлого и устремленностью в будущее.
Исследование повседневности является изучением “жестокого и многообразного человеческого бытия”, как определял советскую реальность П.В. Волобуев. Повседневность – это не столько мир вещей и структур, сколько мир актуальных трудностей и проблем, событие людей с людьми. Повседневность – это пространство синтезирования идей, в котором имеют значение и объективные условия жизни личности, и сам человек – деятельный, мыслящий, чувствующий. Именно в повседневности демонстрируются поведенческие образцы, свидетельствующие о принятии или отрицании официальной идеологии. Именно повседневность является пространством индивидуального выбора. “Повседневность полна духовного содержания... Вместе со свободой повседневность становится средой образования смыслов” (Чеснов А.Я.). Ориентация на раскрытие этих аспектов предполагает переосмысление самого назначения исторического исследования.
В 1930-е годы власть стремилась жестко контролировать личную жизнь человека, определяя нормы поведения и потребления, создавая новый ритуал и новый язык. В предполагаемом исследовании проблема социального бытия идей, морального и языкового противостояния человека и власти представлена на основе фрагментарного рассмотрения лишь трех феноменов: восприятие советскими людьми исторического времени, осмысление ими социальной интеграции и конфронтации.
Изучение этих аспектов стало возможным благодаря знакомству с документами, ранее недоступными для исследователей.
Историческое время и человек: особенности восприятия эпохи советскими людьми в 1930-е годы
Образ эпохи, сформировавшийся у поколения 1930-х годов, представлял собой очень сложный феномен, сочетавший индивидуальное восприятие социальных инноваций, осмысление личного опыта и стереотипы официальной пропаганды. Как свидетельствуют документы. представления советских людей об историческом времени, в котором они жили, были удивительно разнообразны, несмотря на огромное влияние идеологии. Различия в оценке современниками исторической ситуации были настолько велики и принципиальны, а индивидуальные представления о реальности имели такое множество ракурсов и оттенков, что вряд ли можно говорить о наличии доминирующего образа эпохи. Кроме того, нельзя забывать о постоянной эволюции этого образа на всех уровнях — официальном, социальном, личностном.
Радикальное изменение образа эпохи в целом или смещение в соотношении его составляющих происходило под воздействием многих факторов как объективных, так и субъективных. Наиболее значимыми из них являлись: экстраординарные события, ритм общественной жизни, степени вовлеченности индивида во власть, уровень образования, перемены в судьбе человека, характер его социальных контактов, нравственные приоритеты и умение самостоятельно оценивать происходящее. Необходимо отметить, что на восприятие исторического времени не влияли возрастные различия: представители одного поколения, — например, участники гражданской войны, — могли оценивать настоящее с диаметрально противоположных позиций и их дети — “ровесники Октября” — имели совершенно разные точки зрения об эпохе, современниками которой они являлись.
Особенно интересны для воссоздания “романтического” образа эпохи 1930-х годов поэтические опыты “простых” советских людей. Не имея представления о законах поэзии, не задумываясь о рифме, они стремились искренне (в отличие от официозных поэтов, творивших по заказу власти) выразить свои чувства — изменения, происходившие в стране, казались им достойными восхищения. Свои восторженные стихи такие поэты адресовали вождям государства, делегатам партийных форумов и Съездов советов, направляли в газеты и в Президиум Верховного Совета СССР. Настроения, свойственные некоторым участникам революционных событий и гражданской войны, выразил Гладков А.В. — в прошлом командир Красной Армии — в своем приветствии делегатам VIII Съезда советов(1936 г.), принимавших новую Конституцию СССР :
Для нас настал счастливый век !
Нам дал его великий человек ! <...>
Уж не бывать тому, что раньше звали “ад”.
Тот ад навеки-навсегда от нас ушел,
Навеки-вечные и навсегда.
Другой на смену век пришел –
То век свободного, счастливого труда.
Автор приветствия определил события 1917 г. и принятие Конституции СССР как начало новой эры в мировой истории:
Пройдут века –
От Октября и этой даты будут
все считать (1).
Однако исторические источники позволяют представить иное отношение к происходившему в стране, иное определение содержания эпохи — многие из тех, кто с оружием в руках воевал за установление советской власти и искренне верил в идеалы революции, считали, что партия отошла от ленинского пути. События 1930-х годов воспринимались ими как предательство и искажение революционных идей, забвение заветов Ленина. Разочарование и отчаяние, усиливавшиеся с каждым годом, определяли образ мыслей и действий этих людей. Многие из них задавали вопрос: “За что мы воевали ?” Некоторые высказывали мнение о необходимости новой революции, мечтали “вернуть 18-й год” (2).
Среди молодых людей, только начинавших в 1930-е годы свой жизненный путь, тоже были такие радикальные критики. Мечтательные, образованные, желавшие творить — они сталкивались со множеством трудностей в реальной жизни и профессиональной деятельности. Знания, умение мыслить и чувство ответственности способствовали формированию объективного отношения к действительности.
Удивительно глубокое понимание исторической трагедии страны представлено в листовке “Великий русский народ”. Ее автор, молодой рабочий из г. Нижнего Тагила Андрющенко Г.В., выразил свою боль такими словами: “Измученные — угнетенные — забитые рабы тирана — нового монарха... Вас обманули, вас вызывали на великое народное дело... Вас обманули, завязали вам глаза... Вами строят новые тюрьмы и вами их заполняют. У вас отобрали все права и средства. Вы стали темные, жалкие жертвы революции, которую вы сами сотворили”. Автор выразил надежду, что произойдет новая революция русского народа, “которая должна отвергнуть тех, кто уже 16 лет пьет кровь русского рабочего и крестьянина” (3).
Несмотря на официальное признание победы социализма в Конституции СССР 1936 г. и заявления политических лидеров о начале строительства коммунизма, в обществе продолжались дискуссии о настоящем и будущем страны. Сомнения, характерные для критически мыслящих людей, отражены в протоколах собраний, в материалах следственных органов и в документах личного характера. В частности, выступление рабочего Верх-Исетского завода Н. Кунгурова является иллюстрацией подобных многочисленных фактов. При обсуждении доклада И. Сталина он заявил: “Не стоит нам терять время, разговаривая о коммунизме, – все равно ведь нам не дожить, детям нашим не дожить, внукам и правнукам тоже не дожить. Зачем же говорить об этом?” (4).
Многие из молодых, объективно оценивая происходящее и понимая порочность системы, представляли перспективы развития страны весьма пессимистично: “Иногда кажется, что трудности роста – вечные трудности”. Особенно важно, что некоторые из них осознавали прагматическое использование властью мифа о “светлом будущем”. В частности, в листовке-обращении к русскому народу автор осуждает произвол власти, которая лишила граждан прав и собственности, “обещая будущее”. В одном из писем 1933 г., отправленных на Урал из Сочи, была описана ситуация голода и объяснена позиция власти: “...это жизненно, это реально... Так быть должно во имя великого будущего” (5).
Судьба предыдущих поколений и личный жизненный опыт разрушали оптимизм и веру. Сложное, неоднозначное восприятие действительности сопровождалось постоянным поиском смысла жизни. Неудовлетворенность происходящим не давала покоя – даже активная производительная деятельность и возможность профессиональной самореализации в условиях несвободы и социальной напряженности не приносили радости, не создавали ощущения полноты жизни. Поэтому не случайны признания, часто встречающиеся в дневниках и письмах, квинтэссенцией которых можно считать фразу молодого инженера СУГРЭС В.А. Ефимова: “умирать не хочется и жить не лучше” (6). Отчаяние являлось основой мировосприятия многих молодых людей – во второй половине 1930-х годов такие часто подвергались арестам и получали приговор за пессимизм, увлечение поэзией С.Есенина, за собственные стихи.
Ощущение трагедии поколения пытался передать в своих мыслях сестре инженер из г. Березняки Л. Яковлев: “Много больших обид, много тяжелых мелочей. Родных по духу нет. Много работаю, но это только утомляет, а не дает смысла жизни. Я чувствую себя совсем стариком. Это грустно, но это так... А все-таки какая страшная и нелепая книга – летопись нашей семьи...”
В его стихах преобладают реквиемы: “Время – тать”, выпавшее на долю поколения, не только лишает радости, но и приносит смерть.
Жизнь шутить умеет, баловница.
Только... шутки иногда так злы...
Недописанные дней твоих страницы
Завязала в смертные узлы (7).
Отрицание настоящего и отсутствие перспектив в его изменении заставляло молодых либо создавать альтернативную систему ценностей, либо – уходить из жизни. Документы свидетельствуют, что молодежь пыталась противостоять тотальному влиянию идеологии и официальным мотивам поведения. Иногда студенты становились инициаторами создания групп и обществ, демонстративно отказывавшихся от признаваемых моральных ориентиров. Так, в г. Шуе студенты техникума политпросвещения, по донесениям информаторов за 1935 г., “саботируют учебу, богемствуют, поют в общежитии “Гимн смелой анархистской личности”; в Москве рабфаковцы кожевенного института организовали “Свободную ассоциацию хулиганов” с лозунгом “Хулиганы всех стран, соединяйтесь!”; в железнодорожном техникуме им. Андреева студент Козаков Н.Д. (1910 г.р.) создал “Общество любителей выпить и закусить (ОЛЮВИЗ)” (8).
Однако самым трагичным и радикальным протестом против настоящего оставалось самоубийство: в истории 1930-х годов много таких примеров. Один из них – самоубийства студентов из Института “Цветметзолото” в г. Орджоникидзе, объединенных в группу, осуждавшую бессмысленную жизнь и признававшую право на уход из нее.
Изучение представлений о времени, в котором жили и действовали люди, имеет принципиальное значение в исследовании исторической реальности 1930-х годов, ибо власть использовала миф о “темном прошлом” и “светлом будущем” как важнейший фактор мобилизации советского народа, как главный аргумент в оправдании возникавших трудностей и неизбежности применения в политической практике радикальных мер. Исторические источники позволяют утверждать, что современники участвовали в создании этого мифа, главными элементами которого являлись противопоставление настоящего прошлому и устремленность в будущее.
Стереотипы официальной пропаганды о советской эпохе как времени исторических побед и свершений повторялись выступавшими на митингах и собраниях, на юбилейных торжествах и партийных конференциях, на слетах стахановцев и вечерах воспоминаний. В выступлении молодого инженера А. Бурулина на II Съезде советов Свердловской области (19-22 ноября 1936 г.) отразились взгляды многих людей, считавших настоящее отрицанием прошлого: “19 лет отделяют нас от страшного прошлого. От рабства – к свободе, от нищеты и бедности – к богатству и изобилию. Таков наш исторический путь. Россия превратилась из убогой в могучую... Там, где раньше были пустыри, теперь – первоклассные металлургические, машиностроительные и другие заводы; там, где раньше были непроходимые глушь и болота, теперь пролегают каналы, соединяющие собой моря; там, где была соха, теперь работают сотни тысяч тракторов и комбайнов” (9).
Огромное значение в формировании образа 1930-х годов имела инициатива А.М. Горького по созданию “Истории фабрик и заводов”. Идея заключалась в том, чтобы рабочие и специалисты сами (с помощью литераторов, историков и художников) написали историю своих трудовых коллективов и предприятий. Это начинание, с энтузиазмом воспринятое и строителями новостроек-гигантов, и тружениками заводов, имевших древнюю историю, превратилось в массовое культурное движение. В течение 1931-1937 гг. в разных городах страны энтузиасты собирали материалы воспоминаний и фотографии, пытаясь восстановить прошлое своей “малой родины” и сохранить для истории события, участниками которых они являлись. Документы редакции издательства “Истории фабрик и заводов” свидетельствуют о высокой заинтересованности и активности людей в этой работе. В частности, на Челябинском тракторном заводе многие рабочие, узнав о сборе информации для книг этой серии, предлагали свою помощь; на Магнитогорском металлургическом комбинате энтузиасты провели сотни индивидуальных бесед с рабочими и инженерами этого предприятия; на Высокогорском железном руднике (г. Нижний Тагил) был издан специальный бланк “Напишем “Историю ВЖР” с обращением ко всем работающим на руднике. Несмотря на наличие на бланках специально оставленного чистого места для воспоминаний, почти все горняки прикалывали к ним дополнительно исписанные листки и даже тетради” (10).
На основании 110 рукописей горняков в 1935 г. была издана книга “Были горы Высокой. Рассказы рабочих Высокогорского железного рудника о старой и новой жизни”. М. Горький в предисловии признал, что своеобразие работы заключалось не только в написании истории вчерашнего дня, но и в создании образа настоящего – “творимой истории” – на основе постоянного противопоставления двух миров – до революции и после. Активисты создания “Былей горы Высокой” ориентировались на сравнение угнетенного положения горняка в прошлом с его современной жизнью. Самой важной задачей книг этой серии М.Горький называл создание нового эпоса “свободной и счастливой практики миллионов людей – строителей социализма и будущего человечества”. Власть использовала искренность людей для сохранения мифа, устраняя из воспоминаний фрагменты, не соответствовавшие его идеологической чистоте.
Представления советских людей о всемирно-историческом значении происходивших в стране изменений являлись важнейшей составляющей мировоззрения. Убедительные доказательства бытования этой идеи в массовом сознании представлены в документах личного характера – письмах и дневниках, авторы которых не ориентировались на одобрение своих взглядов властью, а только лишь делились впечатлениями с родными и близкими или записывали мысли для себя. В частности, инженер – комсомолец В. Сенцов, работавший на строительстве Уралмашзавода, с радостью писал о своем участии в великом деле: “Везде грандиозный и небывалый размах!.. Мы живем в чудеснейшее, не сравнимое ни с каким другим, время. Время индустриальных битв и побед!” (11).
Убежденность в том, что СССР является передовым государством, в котором реализованы самые высокие идеалы справедливости, гуманности и прогресса, сохранялись даже при непосредственных контактах с миром прошлого – при знакомстве с капиталистическими странами. Советскому человеку многое в этом мире было непонятно, вызвало неприятие и протест. В частности, интересны и очень показательны наблюдения советских людей, побывавших в 1931 году в заграничном путешествии на теплоходе “Украина”. Увиденное в Германии, Великобритании, Италии участники описывали очень эмоционально. Безработица, проституция, эксплуатация – вызывали отрицательное отношение: “Мы кипели от ненависти и гнева... Мы поняли для немецких рабочих выход один – в революции... Впечатления были у всех одинаковые: так больше продолжаться не может... Английские товарищи рано или поздно под руководством Коминтерна и Коммунистической партии Англии и без нашего пребывания до революции все равно дойдут”.
За границей люди обращали внимание на явления, которые не вписывались в стереотипные образцы, созданные пропагандой. Так, например, искреннее удивление вызывали высокая производительность труда, умение английских и немецких рабочих эффективно использовать технику, благоустройство городов. Советские рабочие считали возможным использовать этот опыт: “Тогда, безусловно, мы не только догоним, но и перегоним... И если это могут капиталисты, то тем паче должны сделать мы в стране, в которой строим социализм”.
Историческая судьба капитализма, по мнению одного из советских путешественников, предопределена – в дневнике он записал такие впечатления от порта в Гамбурге: “есть превосходные корабли, но ржавчина покрывает остальные. Эта ржавчина машин и гибель механизмов символизирует собой ржавчину и гибель всей капиталистической системы...” Удивляет стремление сохранить стереотипный образ, не позволяя себе задумываться, и агрессивность, проявлявшаяся в мелочах (как, например, на вопрос английской журналистки, почему советские женщины одеты не модно, не следят за собой, даже если есть морщины, одна из стахановок “отделала ее по-рабочему: не знаем, как переводчик смог перевести”), так и в принципиальных вопросах (члены делегации на предложение англичан посмотреть выход короля ответили отказом: “Мы своего убили – какая нам нужда на ихнего смотреть”. Вместо этого отправились на могилу К. Маркса и “дали клятву завершить великое дело для построения социализма во всем мире”) (12).
Однако проблема перспектив развития капитализма и социализма не рассматривалась абсолютно однозначно в общественном сознании поколения 1930-х годов. Очень показательно для раскрытия новых аспектов этой темы содержание лирической поэмы, рассказывающей о любви комсомольцев Раи и Коли. Рая обещает Коле выйти за него замуж, если он сможет победить на своем “Форде” ее автомобиль “АМО”. Автор заканчивает поэму гибелью героев – обе машины, олицетворявшие уровень технических возможностей двух систем, – сорвались в пропасть, так как водители не справились на крутом повороте с управлением. Что это? Поэма-предупреждение, поэма-предсказание неизвестного поэта? (13).
Несомненно, следует обратить внимание еще на один феномен в характеристике советской эпохи 1930-х годов – все события и явления жизни современники связывали с именем И. Сталина: “сталинские пятилетки”, “великая сталинская конституция”, “сталинские орлы”... До сих пор даже историография не освободилась от магии этого имени и многие ученые используют для описания этого исторического периода не научные термины, а идеологические клише – “сталинский террор”, “сталинская модернизация”...
Преклонение перед гениальностью и мудростью руководителя советского государства и лидера Коммунистической партии являлось основой содержания всех писем, приветствий, телеграмм, рапортов. Многие люди считали, что эпоха, в которую они живут, может называться “сталинской”, ибо благодаря воле, непреклонности и заботе И. Сталина советский народ достиг благополучия, а государство стало процветающим (14).
Однако в документах диапазон мнений современников о влиянии личности И. Сталина на советскую эпоху имеет очень широкий спектр. Многие источники дают определенно отрицательную характеристику реальности и используют такие названия, как “сталинская эпоха” “сталинский социализм”, “сталинская жизнь”, исключительно с негативным оттенком. Автор одной из листовок обратил внимание на все “успехи”, связанные с деятельностью И. Сталина: “Пора трезво взглянуть самим на созданную жизнь. На жизнь, которую называют сталинской эпохой. Довольно легкомысленно и механически... верить. Теперь уже не только взрослые, но и дети, и молодежь, и старые люди испытали и испытывают, ощущают эту проклятую, мучительную, подлую, полную обмана, подкупа, взяточничества, семейственности сталинскую жизнь” (15). В других воззваниях и листовках были названы другие черты социализма по-сталински, включая закабаление, бесправие народа, голод, обнищание, очереди за самыми необходимыми продуктами, сохраняющиеся в течение десятилетий, произвольные аресты, несправедливость судов, привилегии управленцев.
Среди прочих позиций привлекают внимание честность и конструктивность морального дистанцирования, осознание наличия в жизни других основ, иных ценностей и ориентиров, более важных для людей. Ярко выражено понимание этого феномена в стихотворении “Марксисточке”:
Признайтесь, ведь теперь уж все равно –
Ведь даже промелькнувшее безумье
Тех наших дней, что минули давно,
Дороже были Вам, чем Маркса многодумье.
А это потому, что не прилипло к Вам
Религии немецкой измышленье.
Есть кроме сталинской еще одна Москва –