Анна, 22 года: “Мне не то, чтобы все равно что происходит, но мне не хочется принимать в этом какого-то участия. Нами просто манипулируют… На митинги я не хожу. У меня и так дел хватает…”.
Другая категория включает тех, кто склонен к активному политическому участию. Зачастую эта категория в большей мере склонна к неконвенциональным действиям, считая, что они могут быть вполне эффективными. Правда, такие респонденты оказались в меньшинстве. Протестные формы участия не обязательно привлекают антилиберально мыслящих респондентов: в протестах участвуют также и те, кто разделяет демократические ценности (см. также Bahry and Way, 1994: 340). В целом 10 человек признались, что они участвовали в митингах и протестах хотя бы один раз.
Сергей, 20 лет: “Да, я готов идти на митинги. Я хожу. В последний раз ходил в октябре [имелась в виду Всероссийская акция протеста – Ю.Ш.]. Я считаю, что митингами тоже можно многого добиться”.
Думается, аполитичность и неконвенциональное поведение являются следствием низкой лояльности, характерной для политической культуры молодежи. Неэффективность системы снижает желание молодежи поддержать ее “конвенциональными” способами, т.е. голосуя на выборах. Низкий уровень доверия к существующим политическим институтам подталкивает к неконвенциональным формам деятельности. Конечно, в демократическом государстве электоральная активность не может напрямую вознаграждаться “селективными” стимулами. Член либерального общества голосует потому, что ощущает ценность демократии per se, понимая, что массовая электоральная пассивность может привести к краху системы. Но при этом рационально мыслящий индивид осознает, что именно демократическое политическое устройство наилучшим образом способствует достижению его вполне материальных устремлений (Downs, 1957).
Большинству молодых людей присущи некоммунистические ценности. “Некоммунистический” электорат включает не только демократически настроенных избирателей, но также умеренных реформаторов и “патриотов” (Будилова, Гордон и Терехин, 1996). Только трое респондентов (из 25) поддержали КПРФ в 1995 г. Пять человек – сторонники Либерально-демократической партии. Остальные предпочитают различные партии демократической ориентации, среди которых лидером по популярности является Яблоко. Правда, такое распределение политических предпочтений во многом объясняется местом жительства молодых людей. Однако полученные данные вполне согласуются с результатами многих опросов общественного мнения, отмечающих демократические предпочтения молодежи России (ВЦИОМ, 1994; 1995; Hough, 1994).
Юлия, 25 лет: “Я голосовала за Демвыбор в 1995 году. Мне кажется, наше государство слишком мало заботится о людях, поэтому не хочется его поддерживать на выборах. Не уверена, что пойду на следующие выборы…”.
Демократические установки молодежи приходят в противоречие с политической пассивностью, нежеланием поддержать политическую систему, которая также создавалась по либеральному образцу.
Схожая ситуация наблюдается и с интересом к политическим событиям. В отличие от представителей старшего поколения, современные молодые люди имеют мало стимулов к политической заинтересованности. Конечно, едва ли стоит отрицать то обстоятельство, что события “большой” политики в той или иной степени отражаются на жизни простых людей. Однако молодые люди зачастую не склонны считать, что их личное благополучие связано с политическими событиями, происходящими в стране и за рубежом.
Николай, 24 года: “Нет, политикой не интересуюсь… Вот, о Милошевиче слышал что-то раньше, но не интересовался… О том, что в Югославии происходит узнал только, когда бомбить начали… Я своим делом занимаюсь, какое мне дело до того, что там [в “большой политике” – Ю.Ш.] происходит? Почему я вообще должен этим интересоваться?..”
“Культурная рациональность” подсказывает молодым людям, что в рамках новой политико-институциональной системы интерес к политике не является необходимым атрибутом социальной жизни. Возможно, интерес к политике был бы более оправдан, если бы существующая политико-институциональная система предоставляла больше стимулов к подобному интересу.
* * *
Подводя итог анализу современной российской политической культуры, следует отметить следующее. Политические ценности молодых людей формируются под влиянием постсоветского институционального дизайна, являясь продуктом адаптации к политико-институциональной среде. Базовые нормы демократической политической культуры слабо выражены в ценностях молодежи. Доверие политическим институтам невелико. Соответственно, незначительно выражена и лояльность демократическим политическим институтам. Политическое участие зачастую принимает неконвенциональные формы или вовсе сводится к пассивному безучастию. Интерес к политике также находится на невысоком уровне. Причина этого видится в том, что постсоветскому государству не удалось пока стать эффективным. “Коллективные” стимулы оказываются уже недейственными, а “селективные” не задействованы. Таким образом, постсоветская политическая культура едва ли соответствует образцу “гражданской” культуры. Следовательно, будущее российской демократизации может оказаться под угрозой.
Однако, на наш взгляд, есть основания для сдержанного оптимизма. Мы полагаем, что “гражданская” культура может быть не столько предпосылкой, сколько следствием успешной демократизации. Как показывает анализ советской политической культуры, видимые формы политического поведения не всегда могут служить адекватными индикаторами политической культуры. Важнее ее ценностное содержание. Политические ценности молодых людей можно в целом считать либеральными. Поэтому, если новой политической системе удастся стать эффективной, политическое поведение молодых россиян также может приблизиться к демократическим образцам.
Заключение
Наше исследование показало, что советская политическая культура существенно отличается от постсоветской. Политико-культурные установки старшего поколения сформировались в результате рационального приспособления к советской институциональной системе. Механизмом этой адаптации стала “культурная рациональность”, которая помогала гражданам реализовывать их интересы в рамках “правил игры”, заданных режимом. Будучи сформированными в прежнее время, эти поведенческие нормы и ценности воспроизводятся и в постсоветский период. Думается, советская политическая культура не только не является препятствием для демократизации, но и может способствовать ей. Политическая культура пожилых людей содержит такие элементы демократической культуры, как доверие политическим институтам, активное политическое участие и интерес к политике. Вопреки выражениям недовольства постсоветской политической системой, старшая возрастная группа потенциально способна поддержать новые демократические институты. Главное условие поддержки — улучшение социально-экономического положения этой группы.
Было отмечено, что советская политическая культура довольно близка к эталону “гражданской”. Означает ли это правоту советологов, утверждавших, что в постсталинский период советская политическая культура подверглась постепенной либерализации (Hough, 1972)? Это так, но только отчасти. Советская политическая система действительно сформировала ряд норм поведения, приближенных к либерально-демократическим. Но, безусловно, советская политическая система демократической не была. Это означает, что “гражданская культура” – не более чем дескриптивное понятие, отображающее высокий удельный вес установок на активное участие в массовом сознании. Мотивы и формы участия, его социальный контекст — все это остается за скобками. Вот почему возможны ситуации, когда в авторитарной системе существует политическая культура, формально соответствующая “гражданским” образцам.
Анализ показал, что постсоветская политическая культура далека от образцов “гражданской” культуры. Но, думается, гражданская культура формируется лишь в том случае, если граждане сами заинтересованы в поддержании демократической системы. Важнейшим фактором формирования такой заинтересованности становятся “селективные” стимулы. Поэтому успех демократии в России во многом зависит от того, сумеет ли постсоветская система стать эффективной с точки зрения большинства россиян.
Литература
Аbramson, P. R. (1975) Generational Change in American Politics, Lexington, Mass.: Lexington Books, D. C. Heath and Co.
Almond, A.G. and S.Verba (eds.) (1980) The Civic Culture Revisited, Boston.
Almond, A.G. and S.Verba (1963) The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Nations, Boston.
Anderson, C. (1995) Blaming the Government. Citizens and the Economy in Five European Democracies, Armonk: M. E. Share.
Bahry, D. and B.Silver (1990) “Soviet Citizen Participation on the Eve of Democratization”, American Political Science Review, Vol. 84.
Bahry, D. and L.Way (1994) “Citizen Activism in the Russian Transition”, Post-Soviet Affairs, Vol. 10.
Barghoorn, F.C. (1965) “ Soviet Russia: Orthodoxy and Adaptiveness” in L.W. Pye and S.Verba (eds.) Political Culture and Political Development, Princeton.
Barnes, S.H. and M.Kaase et al. (1979) Political Action: Mass Participation in Five Western Democracies, Beverly Hills.
Brown, A. and J.Gray (ed.) (1977) Political Culture and Political Change in Communist States, London and New York.