Концептуальная модель «Анализ цели, задачи, средств»
В качестве теоретической модели, лежащей в основе определения потенциальных функций прав человека в дипломатии ЕС, нами была взята концептуальная модель «Анализ цели, задачи, средств» [6], которая позволила сформулировать параметры каждого из терминов, в отношении которых проводилось референтное сопоставление рассмотренных инструментов дипломатии прав человека ЕС.
На основании используемой теоретической модели нами были определены следующие характеристики цели, задачи и средства, с которыми проводилось сопоставление:
1) Цель является главенствующим элементом цепи внешнеполитических действий. Таким образом, применительно ко внешней политике цель будет обозначать определенное состояние международной системы или отдельных ее элементов, определенное положение субъекта (агента) внешнеполитического курса в международной системе, с достижением которого, с точки зрения данного субъекта, будет достигнута предполагаемая конечная конфигурация, не являющаяся условием для каких-либо последующих изменений.
2) Цель является единственным элементом системы, не представляющим собой переменную: в то время как задачи и средства могут изменяться по мере трансформации внешних и внутренних условий, выполнения/невыполнения определенных шагов задач, цель остается неизменной, поскольку именно цель задает модель поведения и тактики, включающие в себя комплекс задач и средств (инструментов).
3) Ключевыми характеристиками внешнеполитической цели, в нашем понимании, будут являться: главенство в цепи внешнеполитических действий, постоянный характер, отсутствие последующих изменений вслед за реализацией. Основными характеристиками задачи и средства (инструмента) нам представляются следующие: непостоянство, гибкость, изменяемость, промежуточное положение в последовательности внешнеполитических действий, взаимозаменяемость.
Права человека в дипломатии ЕС: роль и функции
Нами было рассмотрено три инструмента дипломатии ЕС: внешнеполитическая установка, представленная «принципиальным прагматизмом»; инструмент негативного политического стимулирования [7] в виде политической обусловленности в соглашениях о свободной торговле; дипломатия прав человека в рамках европейской политики соседства.
1. «Принципиальный прагматизм»
Раздел 2 Глобальной стратегии 2016 (далее – Стратегия) «Руководящие принципы внешней политики» гласит «Мы [Европейский Союз] будем руководствоваться четкими принципами. Они в равной степени проистекают как из реалистической оценки стратегической обстановки, так и из идеалистического стремления к улучшению мира. <…> Принципиальный прагматизм будет руководить нашими [ЕС] внешними действиями в предстоящие годы». [8] Из представленного ранее отрывка можно вынести следующее: «принципиальный прагматизм» предполагает расположение внешнеполитических действий ЕС между либерализмом и реализмом, а принятие внешнеполитических решений на стыке интересов и норм, прагматических устремлений и идеалистических ценностей. Таким образом, «принципиальный прагматизм», фактически, сочетает в себе два взаимоисключающих подхода, поскольку одновременное преследование прагматических интересов и отказ пожертвовать ради их достижения частью идеалов в современных условиях возврата к realpolitik представляется маловероятным.
Основываясь на изученной информации, мы можем сделать следующий вывод: «принципиальный прагматизм» предполагает, что ЕС будет осуществлять внешнеполитические действия только в случае реальной возможности достижения поставленных задач, то есть при неизменности ценностной базы в виде идеалов демократии и уважения прав человека будет изменена тактика внешнеполитического вмешательства: ЕС будет осуществлять точечные интервенции для продвижения прав человека при учете структурных ограничений в том или ином государстве/регионе, соотношения выгод и потерь от того или иного внешнеполитического решения. При этом «принципиальный прагматизм» предполагает также и то, что в принятии внешнеполитического решения решающую роль может играть как реалистический анализ текущей данности, так и фундаментальные ценности, провозглашенные Договором о Европейском Союзе: конкретная конфигурация будет зависеть от объективных эндогенных и экзогенных условий в момент принятия решения.
Таким образом, в рамках реализации концепции «принципиального прагматизма» предполагаемое положение прав человека не удовлетворяет основным параметрам такой функции как цель, которые, как мы выяснили, предполагают верховенство в структуре внешнеполитического действия, неизменность. «Принципиальный прагматизм», в свою очередь, подразумевает возможность использования как ценностей, так и прагматических интересов как главенствующего основания для принятия внешнеполитического решения, что исключает возможность представления прав человека в качестве конечной цели.
2. Политическая обусловленность в торговых соглашениях ЕС с третьими странами
Принцип политической обусловленности [9], фактически, представляет собой механизм, позволяющий связать возможность третьих стран заключать торгово-экономические соглашения с Европейским Союзом и защиту прав человека в этих государствах за счет включения во все соглашения о свободной торговле так называемых пунктов о непременном условии, нарушение которых позволит Европейскому Союзу предпринимать санкционные меры юридического характера, направленные на приостановление действия соглашения или отдельных его положений. Пункт о политической обусловленности, на сегодняшний день имеющий наибольшее значение и встречающийся в торговых соглашениях ЕС наиболее часто, – пункт об уважении демократических принципов и прав человека. [10, p.5]
Внешне данный инструмент представляется нормативно-ориентированным, однако его практическое применение доказывает достаточно неоднозначное положение прав человека во внешнеторговой дипломатии ЕС.
Критика инструмента политической обусловленности ЕС зачастую осуществляется по трем основным направлениям:
1) проблема включения/невключения пункта об уважении демократии и прав человека в соглашение: Европейский Союз заключил несколько сотен секторальных торговых соглашений со странами, известными систематическими нарушениями прав человека (Либерия, Кот-д'Ивуар, Ирак и др.), без включения в эти соглашения пункта о непременном условии [11]
2) разнящаяся степень разработки этого принципа и сферы его применения в соглашениях с разными государствами («чем сильнее партнер по переговорам, тем больше уступок ЕС готов предоставить» [12 p. 247]);
3) вопрос имплементации принципа и осуществления/неосуществления санкционных мер при нарушении пункта различными государствами (применение таких мер осуществляется недостаточно часто, а в случае применения, подобные меры отличаются высокой степенью выборочности, непоследовательности и недостаточной глубиной [13].
Таким образом, вследствие осуществленного анализа реализации принципа политической обусловленности мы можем констатировать теоретический приоритет прав человека и фактический приоритет экономических прагматических интересов. Выборочность, непоследовательность и поверхностность применения принципа политической обусловленности в отношении с государствами-нарушителями прав человека в стремлении сохранить экономические и стратегические преимущества вновь позволяют нам утверждать о правах человека в качестве инструмента (средства), задачи, но не цели торговой дипломатии.
3. Европейская политика соседства
Нами было установлено, что Европейская политика соседства с момента ее основания в 2004 до реформирования в 2015 году характеризовалась непоследовательным (несоответствие документальных основ и практических механизмов реализации правозащитной составляющей ЕПС в Ливане и Иордании [14, p. 88]; отказ от признания законно избранного правительства «ХАМАС» в Палестине в 2006 [15, p. 581]; игнорирование социально-политического кризиса и поддержка status quo в Йемене по причине его отсутствия в ЕПС и в сфере внешнеполитических приоритетов ЕС [15, p. 583]) характером реализации правозащитной повестки: несмотря на утверждение ее в качестве одного из приоритетов ЕПС обозначенный период отличался частым пересечением, столкновением нормативной повестки и прагматических интересов, между которыми ЕС нередко отдавал предпочтение последним.
В 2015 году ЕПС была реформирована. Одним из наиболее существенных изменений нам представляется вынесение защиты общих ценностей за рамки приоритетов сотрудничества [16], что свидетельствует о некоторой переориентации ценностей ЕС в отношениях с государствами ЕПС.
Более того, события 2014 года при участии России и Украины привели к еще большему осознанию ЕС крайней геополитической значимости стран Восточного партнерства, что, с нашей точки зрения, предопределило основное несоответствие в обновленной политике соседства, которое заключается в существенных отличиях правозащитной риторики ЕС по отношению к странам Южного и Восточного измерения. Дискурс-анализ официальных документов, публичных выступлений и пресс-конференций Европейского Союза, посвященных ЕПС, позволил установить, что политика Европейского Союза в области продвижения общих ценностей по отношению к странам Восточного измерения была значительно более принципиальной и жесткой, нежели по отношению к государствам Южного измерения, многие из которых обладают существенно более низким уровнем развития институтов защиты прав человека [17].
Фактически, данный кейс олицетворяет политику «принципиального прагматизма», в рамках которой ЕС лавирует между нормативизмом и прагматизмом в различных соотношениях применительно к различным государствам-партнерам в зависимости от их переговорной силы. Как нам удалось выяснить ранее, это позволяет утверждать о правах человека как об инструменте (средстве), задаче, но не цели правозащитной дипломатии ЕС в рамках Европейской политики соседства.
Выводы
Изучив три различных по своему свойству инструмента дипломатии Европейского Союза на предмет выявления в них функций прав человека, мы пришли к выводу о том, что даже в дипломатии Европейского Союза, признанного «нормативной силой», права человека не являются конечной целью. Нам удалось установить, что права человека действительно могут являться как задачей дипломатической деятельности, так и средством реализации внешнеполитических целей и приоритетов. Однако ввиду непоследовательности и непостоянства в осуществлении дипломатических действий, направленных на продвижение и защиту прав человека на международном уровне, в рамках всех трех изученных инструментов, мы не можем утверждать о правах человека как о конечной цели дипломатии, поскольку, в соответствии с определением, принятым за основу концептуального содержания термина «цель» в рамках данной работы, ее ключевыми характеристиками являются последовательность, неизменность, главенствующее положение в цепи дипломатических действий. Таким образом, при использовании кейса дипломатии прав человека в исполнении Европейского Союза нам удалось выяснить, что набор потенциальных функций прав человека в дипломатии включает в себя: инструмент (средство), задачу, однако не конечную цель.
Библиография
1. Manners I. Normative power Europe: a contradiction in terms? // Journal of Common Market Studies Vol. 40, № 2, 2002, p. 235–258
2. Берлин И. Две концепции свободы // Современный либерализм. М., 1998. С. 19-43.
3. Cospito G. Egemonia/egemonico nei “Quaderni del carcere ” (e prima) // International Gramsci Journal, Vol. 2, №1, 2016, p. 49-88
4. The Charter of Fundamental Rights of the European Union, 2001. URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/PDF/?uri=CELEX:12012P/TXT&from=SL#:~:text=Conscious%20of%20its%20spiritual%20and,and%20the%20rule%20of%20law. – 17.01.22.
5. Wouters J., Hermez M. EU guidelines on human rights as a foreign policy instrument: an assessment, in: Protecting Human Rights in the European Union's External Relations// Centre for the law of EU external relations papers, Vol. 5, 2016, p. 63-83
6. Hollnagel E. A Goals-Means Task Analysis method, in: Woods, D. D. & Hollnagel, E. Mapping cognitive demands in complex problem-solving worlds // International Journal of Man-Machine Studies, Vol. 26, 1987, p. 257-275
7. Гудалов Н.Н., Трещенков Е.Ю. Стрессоустойчивость в Европейской политике соседства // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. Т. 13. № 4. 2020, с. 163–191
8. Shared Vision, Common Action: A Stronger Europe. A Global Strategy for the European Union’s Foreign And Security Policy, 2016. URL: https://eeas.europa.eu/archives/docs/top_stories/pdf/eugs_review_web.pdf – 17.01.22.
9. Communication from the Commission on the Inclusion of Respect for Democratic Principles and Human Rights in Agreements Between the Community and Third Countries, COM (95) 216 Final, 1995. URL: http://aei.pitt.edu/4097/1/4097.pdf – 17.01.22.
10. Di Marco A. Le clausole di condizionalità politica alla luce degli accordi di associazione. Il recente caso siriano // Centro di documentazione europea, №3, 2011. – 38 p.
11. Hachez N ., “Essential Elements” Clauses in EU Trade Agreements Making Trade Work in a Way That Helps Human Rights? (Leuven Centre for Global Governance Studies, Working Paper No. 158), 2015
12. Wood S. Pragmatic power EUrope? //Cooperation and Conflict Vol. 46, No. 2, 2011, p. 242-261
13. Saltnes J. The EU’s Human Rights Policy. Unpacking the literature on the EU’s implementation of aid conditionality//Arena [Working paper] №2, 2013
14. Seeberg P. The EU as a realist actor in normative clothes: EU democracy promotion in Lebanon and the European Neighbourhood Policy // Democratization Vol.16, 2009, p.81-99
15. The Post-normative Turn in European Union (EU)-Middle East and North Africa (MENA) Relations: An Introduction // European Foreign Affairs Review Vol.15, 2010, p. 581-587
16. Joint Communication to the European Parliament, the Council, the European Economic and Social Committee and the Committee of the Regions Review of the European Neighbourhood Policy, 2015. URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/PDF/?uri=CELEX:52015JC0050&from=en – 17.01.22.
17. Horký-Hlucháň O., Kratochvıl P. “Nothing Is Imposed in This Policy!’’: The Construction and Constriction of the European Neighbourhood //Alternatives: Global, Local, Political, Vol. 39, №4, 2014, p. 252-270